«Адски холодно и сыро. Вообще не гламурно. Вообще не круто. Я видел только спортзал, библиотеку и серые мокрые улицы». – «Тогда с чего ты решил, что НЙ говно?» – подлавливает меня Джорджи. «А у нас солнце». Представляю, с какой ухмылкой Назим это пишет. «Кто бы сомневался». – «И манго еще продают. Вкусные!» – «Хватит! Слышать не хочу». – «Но дорогие», – признает Назим.
Я решаю не писать, что в Бангкоке манго были не хуже, чем дома, и к тому же гораздо дешевле. Я ведь уже не в Бангкоке. «Тут ужасно». Я и сам понимаю, как глупо это звучит. Дело не в Нью-Йорке. Мы могли бы поехать куда угодно. Мне было бы ужасно везде, даже в теплых краях, где всегда светит солнце. Я хочу домой.
«Уймись, Че!» – «Ты только приехал. Дай НЙ еще один шанс». – «Попробую. Просто я хочу домой. Ладно, пойду спать. Уже поздно». – «Еще девяти нет. Думаешь, мы тупые и считать не умеем?» – «Я тупой, – пишет Назим. – Очень тупой. Долбаные часовые пояса». – «У меня джетлаг, я устал, умотался, спать хочу. Я пошел». – «Слабак». – «Спокойной ночи!» – «С днем рождения, Че!» – «Да, Че, нам теперь всем по 17!» – «Спасибо!»
Я достаю «Историю мозга» и пытаюсь читать. Текст такой вязкий и сложный, что обычно я отключаюсь за несколько минут. В этот раз меня не хватает даже на несколько строк, но заснуть все равно не удается.
Я вылезаю из постели и выполняю серию ката, надеясь, что это меня окончательно вымотает. В конце концов я засыпаю, но просыпаюсь от воя сирен. Мне удалось проспать часа три, не больше. «С днем рождения меня», – думаю я, а потом понимаю, что день рождения уже закончился.
Худший. День. Рождения. В моей. Жизни.
Нет, не совсем. Меня заметила Соджорнер.
Глава шестая
Сегодня мы встречаемся с Макбранайтами.
Дождь закончился. Улицы сияют в свете солнца. Серый мрак уступил место бесчисленным ярким краскам: на стенах гигантская черно-красно-коричневая крыса и неоновые граффити-теги, в витринах магазинов и ресторанов замысловатые композиции из роботов, динозавров и нарядов вековой давности. В такие же наряды одеты некоторые прохожие. Я вижу цилиндры, кринолины, а еще волосы всех цветов радуги, но чаще всего розовые.
Здесь сложно не улыбаться и легко не спать. В одиннадцать у нас бранч с Макбранайтами, так что я понимаю, что сейчас утро, хотя мое тело в этом не уверено. Мы с Розой и родоками гуляем по району. Всюду лужи. Роза топает по ним в своих резиновых сапогах.
Мы идем через Томпкинс-сквер-парк. Он занимает несколько кварталов. Тут есть и живые деревья. На некоторых видны крошечные розовые, белые и лиловые почки, кое‐где уже распустились листья. Весна. По веткам бегают белки, дергают носиками, дрожат от страха за свою жизнь. Мужчины играют в шахматы за каменными шахматными столами. Роза замирает. Родоки остаются с ней, а я бреду дальше. Шахматы нагоняют на меня скуку.
– Только не выключай телефон, – говорит Салли.
На другом конце парка я вижу собачью площадку. Тут полно псов всех мастей и размеров, есть даже два пуделя, выкрашенные в розовый цвет. Все они бегают взад-вперед, лают что есть мочи, восторженно прыгают на хозяев. Когда Роза увидит площадку, снова начнет клянчить собаку. Она уже несколько лет просит, чтобы ей подарили щеночка. Но родоки не соглашаются.
Мимо идет потрясающая девушка в черном платье в красный цветок. Сверху оно плотно облегает фигуру, подчеркивая талию, а пышная юбка колышется в такт шагам. Она очень красива, и я гляжу на нее, не в силах отвести взгляд. Она идет уверенно, пружинисто, как спортсменка. И тут я понимаю, что это девушка из моего спортзала.
Я догоняю ее.
– Соджорнер?
Она оборачивается:
– Да?
Я понимаю, что она меня не узнала. Красные цветы у нее на платье – это тюльпаны.
– Привет, – говорю я, ощущая себя последним идиотом. – Мы виделись на занятиях боксом. В зале на Хьюстон-стрит.
– Хау-стон, – поправляет она.
Я чувствую, что краснею, и прыщи у меня на лице наливаются кровью.
– Она так называется? Я не знал. Думал, это от названия города, – бормочу я.
Соджорнер улыбается.
– Ты тот новый парень. С джетлагом. Тебе лучше?
Я киваю:
– В целом да, хотя я умудрился неправильно прочитать название улицы. Но через пару дней все наладится.
Вчера волосы Соджорнер были туго собраны на затылке. Сегодня они распущены и шаром окружают голову. Губы накрашены в тон тюльпанам. На занятиях она была без макияжа. Она красивая, но как будто не та же, что вчера.
– Я не узнала тебя в обычной одежде, – говорит она; как мило с ее стороны, мы ведь действительно только познакомились. Точнее, и не познакомились толком. Интересно, она знает, как меня зовут? – Ладони у тебя не замотаны, со лба не течет пот. И вообще, ты в рубашке.
Я смотрю на свои руки. Вокруг костяшек пальцы немного красные.
– Я примерно то же подумал о тебе.
– Ага. Каждый раз, когда я надеваю платье и крашу губы, мне кажется, что я маскируюсь.
– Не слишком удачно. Я тебя сразу узнал. – Наверное, это звучит странно, ведь я едва с ней знаком.
– Ты не поверишь, но парни из зала почти никогда не узнают меня на улице.
Я точно узнал бы ее в любой одежде. Она идет так легко и непринужденно, словно при ходьбе у нее не задействована ни одна мышца. Мало кто так двигается.
– Куда направляешься? – Надеюсь, я не слишком откровенно на нее пялюсь. Но, скорее всего, я пялюсь слишком откровенно.
– В церковь. А ты?
– Просто гуляю. – Она ходит в церковь? – Мы только переехали. Я исследую Алфабет-Сити. – Я мог бы сказать, что гуляю с семьей, что мы сейчас впервые встретимся со старыми друзьями Салли и Дэвида, но мне не хочется рассказывать о Розе. Это не ложь. Я и правда гуляю. – Я еще толком не знаю этот район.
– Для начала запомни: только старики называют наш район Алфабет-Сити. Это Лоуисайда.
– Лоуи… что?
Соджорнер с улыбкой закатывает глаза.
– Как это пишется?
Она произносит название по буквам, и я записываю его себе в телефон. Потом поищу в сети.
– Я дала тебе пароль, потому что ты тут новичок.
Я улыбаюсь. Пожалуй, слишком долго. И думаю о том, что Нью-Йорк для меня полная загадка, а в нашем районе, Алфабет-Сити, Ист-Виллидж, или Лоуи-как‐там-его, полно улиц, по которым я еще ни разу не ходил. Я хотел бы пройтись по ним с ней.
– Тут полно белок, – говорю я, а она в тот же миг спрашивает:
– Ты давно занимаешься боксом?
– С тех пор, как мне исполнилось…
– Это твоя сестра?
Сердце подпрыгивает у меня в груди. Я оборачиваюсь. Роза идет к нам на цыпочках, кудряшки колышутся в такт шагам. Она словно сошла с рекламной картинки. Светлые волосы, голубые глаза, розовые щеки, ямочки, широкая улыбка. В качестве подсказки она, как всегда, держит в руках свою маленькую белую сумочку с портретом Ширли Темпл.
