Я вспоминаю упражнение, которое Натали делала с нами после каждого занятия. Я расслабляю все мышцы тела, начиная с червеобразных мышц стоп и заканчивая сухожильным шлемом. Натали не вдавалась в подробности, но я хочу стать врачом, неврологом или психиатром. Я знаю, как называются все мышцы в человеческом теле.
Я не сплю. Может, мне этим воспользоваться? Устроить забастовку и не спать, пока родоки не согласятся вернуться домой? Это лучший день рождения в моей жизни. Глаза горят. Где‐то включается сигнализация, звук отражается от стен домов. Я слышу, как шелестят шины по мокрому асфальту, слышу скрип тормозов, крики людей. Почему я все это слышу на седьмом этаже, сквозь шум дождя? Когда мой хренов мозг, наконец, успокоится?
Мозг выдает мне ответ на вопрос, который я, кажется, не задавал: что имела в виду Роза, когда сказала, что убила бабочку? Я почти уверен, что речь о Сингапуре. Но это было два года назад! В сингапурском аэропорту Чанги потрясающий сад с бабочками. Роза спокойно стояла, вытянув руки перед собой, пока ей на ладонь, трепеща крылышками, не села бабочка.
Роза улыбнулась – искренне, по‐доброму, – сжала ладонь и раздавила бабочку, выбросила ее тельце в траву и вытерла руку о лист папоротника. Натали бы расстроилась: боксер должен уметь отвлекаться от посторонних мыслей. Что, если здешний зал для бокса не будет похож на зал в Сиднее? Что, если интернет не заработает? Что, если дождь никогда не кончится? Что, если Роза… Не хочу даже думать о том, на что она способна.
На улице орет полицейская сирена. От ее громкого воя дрожат окна. Она издает целую серию чудовищных звуков. От первого звука моя кровать начинает вибрировать, второй похож на вопль птиц-зомби, которых кто‐то пытает, третий – обычная полицейская сирена, зато после него слышится грохот, как при землетрясении. Оглушительный голос из динамика требует, чтобы какая‐то машина подъехала к тротуару и остановилась. Сирена продолжает реветь, приказ повторяется.
Никогда в жизни я не слышал столько сирен. Это Нью-Йорк, город злых полицейских и вечных аварий. Розе здесь понравится.
Глава третья
В пять утра я понимаю, что не засну. Солнце еще не встало. Я с грехом пополам делаю обычную утреннюю растяжку и разминаюсь, выполняю парочку слизанных у Мохаммеда Али шажков, но все тело у меня словно налито свинцом, и двигаюсь я так неловко, что великий боксер пришел бы в ужас. Потом я ковыляю вниз по лестнице, надеясь никого не разбудить, но родоки и Роза уже проснулись: они сидят за барной стойкой, едят мюсли, пьют кофе и апельсиновый сок.
У Салли красные глаза, она выглядит измученной.
– С днем рождения, Че, – хором говорят родоки и вскакивают, чтобы меня обнять.
Роза присоединяется к нам. Я и забыл, что у меня все еще день рождения.
– Ну что, с семнадцатилетием? – восклицает Салли и снова обнимает меня.
– Это простое число, – говорит Роза. – Если сложить первые четыре простых числа, получится семнадцать.
– Не могу поверить. Семнадцать. Ровно столько нам было, когда мы встретились, – говорит Дэвид и целует Салли в нос.
– Ты тогда был буйным. Помнишь, когда мне впервые пришлось вносить за тебя залог…
Я поднимаю руку:
– Вот мое первое праздничное желание: немедленно прекратите рассказывать о первых или любых других днях вашей вечной истинной любви.
Дэвид кивает. Салли делает жест, словно застегивает рот на молнию.
– Пожалуй, это будет мое желание на всю праздничную неделю.
– Хочешь праздничный завтрак? – перебивает меня Дэвид. – Ты знал, что в этом городе можно купить все необходимое и многое не слишком необходимое в любое время дня и ночи? За такое я почти готов простить ему бесконечный дождь.
– Мы только что приехали, – говорит Салли. – Дождь закончится.
– Я люблю дождь, – говорит Роза.
– Хочешь банан?
Я киваю, Дэвид режет банан на кусочки, кладет в миску и передает мне. Я добавляю йогурт и мюсли.
– Первый деньрожденный завтрак богов, – заявляю я и запускаю ложку в миску. Банан склизкий, но при этом разваливается на кусочки.
– Отвратительный банан.
– Извини. Я зашел в три магазина. Похоже, других тут нет.
В Бангкоке я потерял счет разным видам бананов, и все они были просто восхитительны.
– Гадость какая, – бормочу я, скривившись, чтобы все поняли, что я шучу. Я не шучу.
– Налить тебе сока? – спрашивает Салли.
Я киваю.
– Когда мы вручим Че подарки?
Я ощущаю небольшой прилив гордости, услышав, как Роза задает настолько нормальный вопрос.
– Ты же знаешь, он не может принимать никаких решений, пока не позавтракает или хотя бы не перекусит, – отвечает ей Дэвид.
– У меня день рождения. Меня нельзя подкалывать.
– Беру свои слова обратно. Так когда ты хочешь получить подарки?
Я смотрю на огромный грузовой ящик, на груду чемоданов.
– Вы что, сумеете их найти?
– И да, и нет.
– Я могу подождать, – говорю я, хотя мне хочется получить подарок прямо сейчас. Хоть какой‐то признак дня рождения в отсутствие нормально работающего телефона и сообщений от друзей.
– Можно мне в честь дня рождения получить доступ к интернету?
– Я не могу его наладить, пока здесь не начнется рабочий день, – говорит Дэвид. – Но это случится сегодня, иначе головы полетят с плеч.
– Я знаю, где мой подарок, – говорит Роза. – Можно я его вручу?
– Конечно, – говорю я.
Она бежит по лестнице в свою комнату и возвращается с подарком.
– Я его сама упаковала.
Нет, не сама. Слишком аккуратно для Розы.
– Какой большой, – говорю я. – Он был у тебя в чемодане?
– Да.
Я развязываю изящную черную ленточку и осторожно разворачиваю серебристую бумагу. Внутри, в простой деревянной коробке, лежит пластмассовая учебная модель человеческого мозга. Я вынимаю ее из коробки.
– Тут даже есть мозговой ствол.
– Его можно разобрать, – говорит Роза.
Я отделяю лобную долю, за ней теменную, затылочную, височную и краевую.
– М-м-м-мозг! – тяну я как первостатейный зомби.
Роза улыбается. Это не ее настоящая улыбка. Не важно, напоминаю я себе. Вполне уместная улыбка. И подарок тоже. Не просто уместный – идеальный. Салли и Дэвид, кажется, усвоили, что я хочу стать врачом, но Роза знает даже, каким именно: неврологом или психиатром.
– Можно мне что‐нибудь подержать?
Я протягиваю ей лобную долю.
