– Тогда ладно. – Лейлани подтягивает колени к груди, кладет на них подбородок. – Когда я сказала, что она жуткая, я имела в виду, что она избалованная засранка. Я думала, она обычный нарцисс. Правда, мой психотерапевт говорит, что мы, непрофессионалы, не должны ставить диагнозы.
– Твой психотерапевт прав. Но с Розой действительно что‐то не так.
– Как бы мне хотелось, чтобы Сеймон поняла, какая Роза на самом деле гадкая. Можно я все ей расскажу? И еще Сюзетте?
– Конечно, – отвечаю я. – Надо было раньше тебе рассказать. Но мне с этим обычно не везет.
– Тебе никто не верит, – говорит она. Утверждает, не спрашивает.
– Ага. Никто, кроме моей подруги Джорджи. Но даже она не понимает, насколько все на самом деле плохо.
– Роза такая миленькая. Это тебе явно не на руку. Ты должен рассказать об этом кому‐то, кто сможет что‐то сделать. Психиатру, психотерапевту, социальному работнику. Кому‐то из родственников. У тебя же есть тетки?
– Джорджи говорит то же самое. Я пытался. Правда пытался. Но мы столько раз переезжали. Никто, кроме меня, не знает, что делает Роза. А чтобы поверить, нужно это увидеть. Вот ты видишь, что Роза заставила двойняшек ненавидеть друг друга.
– Майя не ненавидит Сеймон. Ей просто очень грустно.
– Прости.
– Ты тут ни при чем.
Я молчу. Не уверен, что это правда.
– Тебе надо с кем‐то поговорить об этом.
У меня щиплет глаза. Я не стану плакать при Лейлани. Не могу поверить, что я ей обо всем рассказал. Но я этому рад.
– Теперь я все знаю. – Лейлани берет меня за руку. – Мы с тобой друзья.
– Уф, – отвечаю я. – Я не был уверен, что отчасти незнакомым людям позволено обсуждать своих неверных девушек и сестер-психопаток.
Глава двадцать восьмая
Лейлани обещает приглядывать за Розой и Сеймон. Она уверена, что их няня, Сюзетта, тоже будет к ним более внимательна. Если только Лейлани сумеет ее убедить, что Роза вовсе не милашка. Мне становится чуть спокойнее. Я возвращаюсь в спортзал. Родоки спрашивают, ждать ли меня к ужину. Сегодня у нас ночует Сеймон. Я пишу им в ответ, что вернусь поздно, у меня в семь спарринг. «Хорошо», – отвечает Салли, хотя я уверен, что она так не думает. На этот раз мне удается не думать о Розе, забыться и целиком отдаться отработке обороны, ката, ударам по мешкам.
Соджорнер не была ни на одном из занятий. Я знаю, у нее скоро экзамены, но все равно надеялся ее увидеть, ждал ее изо всех сил. Мне наконец‐то отвечает Джорджи. В перерыве между занятиями я пересказываю ей кое‐что из того, что мне говорила Роза. Я чувствую, что теперь мне уже не так сильно хочется всем этим делиться. После разговора с Лейлани мне кажется, что все будет в порядке. Мы сможем контролировать Розу.
Джорджи читает книгу о том, как работать с коллегами-психопатами. «Они везде. Жаль, что про Розу нельзя рассказать в отделе кадров». – «Смешно». Надо бы почитать о том, как вести себя, когда один из твоих родственников – психопат, но никто в семье тебе не верит. Соджорнер приходит через пятнадцать минут после начала спаррингов. Дайдо рассказывает мне, как скрыть от противника, куда направлен мой хук, и что‐то еще, чего я уже не слышу, потому что смотрю, как Соджорнер входит в зал, садится на пол и наматывает бинты. Дайдо щелкает пальцами у меня перед носом.
– Да-да, – говорю я, оборачиваясь к ней.
– Нет, – парирует Дайдо. – Ты не можешь сосредоточиться. Поработаю с кем‐то, кто может.
Она подходит к ребятам, ожидающим своей очереди выйти на ринг. Я сажусь рядом с Соджорнер.
– С кем ты дрался? – спрашивает она.
Я показываю:
– Кажется, ее зовут Тина?
– Таня. Как прошло?
– Нормально. Пора мне перестать двигаться по прямой.
– Руки выше, плечи вперед, подбородок вниз.
– Надо перестать подсказывать. Особенно при хуке слева. Но в остальном я все делаю как надо.
– В реальном бою все это не важно. Важно одно: сколько раз ты ее достал? Больше, чем она тебя?
– Примерно поровну. А где Джейми? – спрашиваю я, хотя и рад, что она не пришла, что здесь только мы с Соджорнер. – Зубрит?
– Ха! Джейми? Зубрит? Не надейся. Она сейчас с Олли. Правда, она сто раз поклялась, что это не свидание. Но мне кажется, она просто мечтает о том, чтобы это было свидание.
Наверное, так же, как я мечтаю о том, чтобы у нас сейчас было свидание. Мы вместе идем домой. Навстречу попадается парочка влюбленных, и мы теснее прижимаемся друг к другу, чтобы их пропустить. Я касаюсь рукой ее руки. На улице прохладно, но рука у меня теплая.
– Умираю от голода, – говорит Соджорнер, берет меня за руку и тянет к ближайшей пиццерии. Сбоку от входа есть окошко, где продают пиццу навынос. Соджорнер отпускает мою руку. Я бы ее никогда не отпускал.
– Я думал, тебе нужно готовиться к экзаменам.
Соджорнер в государственной школе. У них еще идут занятия, скоро начнутся экзамены.
– Нужно. Купим пару кусков. Можем поесть на ходу. Я угощаю.
Мы подходим к окошку, и она покупает два куска пиццы, по доллару каждый. Даже если бы я хотел заплатить, все равно бы не смог. Они принимают только наличные. Нам выдают пиццу на бумажных тарелках, вдобавок суют стопку салфеток. Пицца обжигающе горячая, жир уже пропитал тарелки.
– Пепперони. Я всегда покупаю ту, которую только что достали из печи.
– Я люблю пепперони, – говорю я, откусываю кусок и обжигаю нёбо. Я широко открываю рот и машу рукой, но это не помогает. Соджорнер улыбается.
Мы мгновенно съедаем пиццу. Сплошные соль и жир, но мне плевать. Потрясающе вкусно.
– У тебя масло на подбородке. – Я выбрасываю бумажную тарелку и салфеткой вытираю ей подбородок.
– Твои родители успокоились? Насчет спарринга?
Мы почти у ее дома. Я не знаю, что ответить. Не хочу говорить о родителях. Я хочу говорить только о Соджорнер. Хочу ее поцеловать.
– Ты мне нравишься. – Я чувствую, что краснею.
– Да, – говорит она.
Господи. Не «ты мне тоже нравишься». Просто «да, я слышала, что ты сказал». Она даже не смотрит на меня.
– Я знаю, ты говорила, что не можешь со мной встречаться.
– Говорила. Мы пришли, – замечает она.
Мы стоим перед входом в ее дом.
– Мне надо готовиться к экзаменам, – говорит она.
– Да, – говорю я и беру ее за руку. – Хорошего вечера.
– Спокойной ночи, – отвечает Соджорнер, не отпуская мою руку.
– Мне жаль, что я не верю в…
