Мальчик направился к дверям, проворчав:
— Зря ты так! Да, она не ангел, но, кажется, ты собирался
это пережить.
— Собирался, — хмыкнул Вильям.
Йоро не успел донести кулак до двери — та распахнулась, и
вошла Катя.
Мальчик наклонил голову набок и с улыбкой сказал:
— Хорошая.
Девушка погладила его по голове.
— Ты тоже.
Вильям промолчал и отвел глаза. Но для себя успел отметить,
как черная ткань платья прилегает к груди, талии, бедрам, волосы огненными
змейками укрывают хрупкие плечи, а ноги стройны и белы. С последней их встречи
зимой она похорошела, стала еще женственнее. И вновь хотелось ее защищать,
оберегать, заставлять улыбаться и смеяться. Но лицо ее светилось от счастья
лишь при упоминании одного имени, и это имя было не его.
Молодой человек ощутил прикосновение к своему плечу и, не
глядя на девушку, сказал:
— Нам нужно в зал для собраний на втором этаже.
— Ты сердишься на меня? — спросила Катя.
Все-таки он не выдержал и посмотрел ей в глаза.
И слова, крутившиеся в голове, превратились совсем в другие:
не передумала ли она? Не даст ли ему еще один шанс? Не остынет ли к Лайонелу за
время его отсутствия?
— Ты... — начал он, но она перебила:
— Я должна быть сильной!
Магия серых дождливых глаз утекла, как вода сквозь пальцы, и
он ощутил злость.
— Но сила не в том, чтобы унижать слабых!
Катя прищурилась.
— Что есть сила — решают сильные.
Вильям криво усмехнулся.
— Лайонел хорошо над тобой поработал. — Он видел, что задел
ее, но извиняться не собирался. — Нам пора!
А заметив, как Йоро взял девушку за руку и легко сжал
ладонь, Вильям подумал: «Подхалим».
Мальчик взглянул на него через плечо и напомнил:
— Лайонел просил нас во всем ей помогать, а не нотации
читать!
Вильям понял, что высказался вслух, но отступать было уже
поздно, поэтому он произнес:
— Значит, Лайонел выбрал неподходящего помощника. Ведь у
слабых и сильных понятия разнятся. И если в твоем представлении помощь
заключается в потакании всем прихотям, то в моем понимании помощь заключается в
другом.
— И в чем же? — утомленно вздохнула Катя.
— В сохранении человечности. И если человечность для тебя
теперь равняется слабости, мне жаль!
Он ее разозлил и видел это. Она резко откинула волосы за
спину и отчеканила:
— Все не так! Ты не понимаешь, потому что для тебя двери
открыты! Ты ничего не добивался сам, всюду тебе выстелил дорогу Лайонел! Ты
можешь жить как тебе вздумается, можешь играть в хорошего мальчика и в кого
угодно, а все сильные вампиры закроют на это глаза. Потому что Лайонел сказал
им закрыть их! Как же хорошо тебе, Вильям, быть человечным, у тебя для этого
все условия! А мне придется играть по правилам, которые придумали сильные,
потому что других правил в обществе, где мне жить, не предусмотрено.
Это была пощечина. Вильям опустил голову и пробормотал:
— Мы опоздаем.
Больше спорить не хотелось, не хватало карт, чтобы крыть.
Все трое молча двинулись по беломраморному коридору.
Вильям плелся позади и, глядя на прямую спину в облаке
пышных рыжих волос, думал о том, как поступил бы брат, выложи Катя ему подобную
тираду.
Мог бы и ударить. Мог в два слова заставить ее чувствовать
себя ничтожной букашкой. А мог зацеловать, даже не трудясь выслушать. Лайонел
мог все.
Молодой человек остановился возле высоких двойных дверей и
распахнул их. Головы находящихся в зале вампиров синхронно повернулись. В
огромном помещении идеально круглой формы находилось около ста вампиров, остальные,
видимо, решили остаться в своих комнатах до ночного бала. За трибуной уже стоял
Венедикт с косматыми седыми волосами, одетый в белый халат поверх черного
костюма. Ученый придерживался за трибуну и смотрел в лежащие перед ним бумаги.
Рядом с Катей тут же появился хозяин дворца и предложил
пройти в первый ряд, где оставил три места. Павел усадил девушку по левую руку
— по правую уже сидела Анжелика, облаченная в нежно-розовое свободное шелковое
платье. Она наградила соперницу взглядом, полным ненависти. Но Катя мастерски
сделала вид, как будто отношение первой красавицы волнует ее меньше всего. И
Вильям ощутил некую гордость за эту девочку, которую встретил меньше чем
полгода назад в одном темном парке и в которую по-глупому влюбился. Она была
такой смешной, трогательной и беззащитной, точно новорожденный котенок на
ладони. А сейчас держалась с достоинством истинной королевы. Кажется, это
больше всего и выводило Анжелику, не привыкшую делить с кем-то свою корону.
— Продолжайте, пожалуйста, Венедикт, — улыбнулся в усы Павел
Холодный и, склонив голову к Кате, поинтересовался: — Вам удобно?
— Вполне, — обронила девушка, устремляя все внимание на
выступающего.
Венедикт взволнованно собрал бумаги, приподнял их, затем
вновь положил.
— Я остановился на...
Вильям поймал на себе его взгляд и одобрительно кивнул.
— Я мог бы повторить для тех, кто пропустил начало,
кашлянув, - предложил ученый.
— Только не это, — простонали в один голос сестры
Кондратьевы. Когда на них все посмотрели, обе сдавленно захихикали.
А Павел поднялся с места, отвесил Кате шуточный поклон и
сказал:
— Если вкратце, нам предлагают стать вегетарианцами, — в
голосе его сквозило презрение и насмешка, которую он даже не пытался скрыть. —
А все потому, что уважаемый Венедикт Романович вычитал в одной человеческой
книжке заповедь «Не убий» и необычайно проникся.
Вильям вздрогнул, услышав мягкий, но в то же время властный
голос Кати:
— Павел, может, вы подниметесь на трибуну? У вас хорошо
получается! Или все-таки дадите слово тому, у кого столь невежливо его забрали!
Холодный сел на место, а Вильям ощутил как в груди вдруг
стало необычайно тесно. Он не мог не узнать знакомые интонации в ее голосе и
это сходство с Лайонелом неожиданно сильно взволновало. Молодой человек сам не
понял, откуда возникло чувство дежа-вю, но одно понял точно, заметил сходство
не только он. На лицах некоторых вампиров было написано изумление, особенно
удивленной выглядела Анжелика.
Венедикт прокашлялся и заговорил:
— Когда-то и мы были людьми. Помнит ли кто-нибудь из вас об
этом?
Ответом ему была тишина.
— Вы думаете, если замените настоящую кровь клонированной, потеряете
нечто важное? Но что? Себя? Свою ненависть к Богу за то, кем вы стали? Сколько
можно мстить живым, истекая слюной зависти? Полагаете, вы можете убивать лишь
на тех основаниях, что вас не накажут?
