Девушка отняла ладони от ушей, пораженно переспросив:
— Ты не слышишь?
Он несколько растерялся.
— А что играет?
Катя гневно прищурила серые глаза.
— Фортепиано! Как ты можешь не слышать? Этот тон на всех
этажах, в каждой, каждой комнате! — Ома на миг умолкла, прислушиваясь, и скупо
добавила: — Я чувствую, имя этого исполнителя начинается на «Р»...
— Что именно заставляет тебя так чувствовать? — Он не
улыбался, выглядел очень серьезно, но ей почудился сарказм.
Катя хотела сказать ему в ответ что-нибудь колкое, но ее
осенило и она выкрикнула:
— Mariage D'amour! Это Клайдер-р-рман!
— Ну, насколько мне известно, — хмыкнул Лайонел, —
Клайдорман начинается отнюдь не на «Р».
— Да, но зовут его Ричард! — нашлась девушка, распахивая
дверь. Хотелось кричать от злости, бессилия и усталости. — Я пойду гулять, —
бросила она через плечо. Переступая порог, на миг задержалась и, обернувшись, с
надеждой посмотрела на Лайонела. Но тот уже взял ручку и продолжил писать свои
распоряжения, поэтому не заметил. Или не захотел заметить...
Катя пронеслась по коридору, взбежала по лесенке, ведущей на
третий этаж в надстройку, где располагалась ее личная комната. В ней не было
окон, лишь люк, ведущий на крышу. Такими люками хозяин дома оснастил почти все
комнаты на втором этаже.
Когда девушка подошла к застеленной белоснежным шелковым покрывалом
высокой кровати, заметила, что в комнате находится не одна.
Миловидная круглолицая прислуга, одетая в длинное
приталенное синее платье, стояла возле стенного шкафа со стопкой одежды в
руках. Толстая русая коса виднелась из-под черного платка, на губах играла
кроткая, живая улыбка, но карие глаза оставались тусклыми.
— Ксана, что ты делаешь?
— Раскладываю ваши вещи, — последовал ответ.
— Разве я просила? — фыркнула Катя.
Девушка потупилась.
— Господин приказал разобрать ваш бардак.
Катя задохнулась от возмущения и не в силах произнести ни
слова, просто указала на дверь.
Ксана послушно положила аккуратную стопочку в шкаф и,
пробормотав: «Я закончу попозже», ушла.
А Катя ощутила, как внутри клокочущей волной к самому горлу
поднялась ярость, сдавив его плотным кольцом. Прислуга сказала лишь три слова:
«я закончу позже», а девушка мгновенно потеряла спокойствие, контроль и
равновесие.
«С этой Ксаной что-то не так», — окончательно убедилась она,
прохаживаясь по комнате взад-вперед. Еще до того, как Лайонел сделал ее
вампиром, девушке показалось странным, что прислуга у нее вызывает такое
раздражение, хотя практически не разговаривает, никогда не спорит, не повышает
голоса, а ведет себя смиренно и скромно.
А музыка тем временем изменилась. Теперь негромко звучала
флейта так нежно и грустно, как будто плакала.
Катя переоделась в черные джинсы, накинула коротенькую
весеннюю курточку на тоненький свитер, натянула кроссовки, на случай, если
придется от кого-то убегать, и пошла на первый этаж. Спустилась но лесенке,
миновала коридор, застеленный ковровой дорожкой, затем еще одну лестницу, еще
один коридор с уродливыми лампочками, висящими на проводах, и наконец, попала в
прихожую. По задумке хозяина, первый этаж дома выглядел нежилым: голые бетонные
стены с облупившейся побелкой, закрытые тряпками и газетами окна, ржавые крючки
в прихожей — все должно было демонстрировать заброшенность.
Девушка вышла на крыльцо и тягуче, с наслаждением втянула в
себя холодный сырой воздух. Пахло весной. Пронзительный и головокружительный
аромат до боли ударил в нос, наполнил легкие и точно взорвался внутри. В голове
грянули звуки: птичий гомон, множество голосов, смех, крики, шепот, скрип голых
деревьев, шум машин, шагов. Чего она только не услышала — это был вихрь,
поразивший и испугавший одновременно.
Катя отступила в прихожую и закрыла дверь. Звуки стихли, но
не исчезли, а музыка вновь изменилась. На этот раз исполнителя она узнала.
Знакомые с детства волшебные трели оркестра Поля Мориа
[1], от которых раньше щемило
сердце. Когда она была маленькой, бабушка включала свой старенький телевизор,
наливала ей в большую кружку чаю с лимоном и они вместе смотрели «В мире
животных». Теперь бабушка была мертва, собственно, как и она сама — вампир
недоделанный.
«Прекрасно, — досадливо подумала Катя, — прошла неделя, а я
уже от музыки из детства готова в тоске разрыдаться. Какая мне вечность?
Слабовольная тряпка!»
Она с силой толкнула дверь и вышла на улицу, а потом за
железные ворота. Лужи из растаявшего снега покрылись ледяной пленкой и хрустели
под подошвами кроссовок. На другой стороне дороги за высоким забором располагалось
серое блочное здание, а на повороте возвышалась черная тонкая труба, из которой
тянулся дымок.
Девушка двинулась вдоль бетонной стены и вскоре вышла на
длинную-длинную безлюдную улицу. С одной стороны тянулись полуразрушенные дома,
с другой — забор с пущенной поверху колючей проволокой.
Катя обернулась, чтобы посмотреть на тупик в виде высокой
стены и едва заметный проход между домом и забором. Казалось, что с тех пор,
как Лайонел предложил ей сыграть с ним в нелепую игру, где она убегает, а он
догоняет — прошло много-много лет. На самом же деле — не больше двух месяцев.
Тогда она боялась от страха дышать при мысли, что жестокий брат Вильяма ее
догонит, а сейчас, предложи он ей поиграть, наверно, умудрилась бы умереть ради
него во второй раз. Вот только Лайонелу хотелось играть в другие игры и вовсе
не с ней. Он был как самый капризный ребенок на свете, которому скучно играть с
одной куклой, а нравится строить городок. И не дай бог попытаться отнять у
этого ребенка его любимые кубики.
Девушка медленно брела по дороге, разглядывая замысловатые
узоры изо льда, и вспоминала, как шла по этой самой улице после первого поцелуя
Лайонела и считала свои шаги.
Неожиданно захотелось повернуть назад, побежать к нему,
заключить в объятия и сказать, как сильно любит, как скучает.
Катя даже остановилась, постояла с минуту, но обратно не
пошла.
Так глупо было скучать по тому, кто находился совсем рядом,
кто обещал принадлежать ей. Она сомневалась, что он понял бы ее тоску. Лишь
ледяная печать самодовольства мелькнула бы очередной раз в прекрасных глазах.
— Обойдется, — сердито прошептала девушка.
Она добралась до конца улицы, свернула в сторону метро и
пошла по узкому тротуару вдоль старинного желтого дома. Мимо проносились
машины, источая жуткое зловоние. Встречные люди сторонились, мужчины
останавливались, уступая дорогу, женщины проходили мимо бочком, как будто
боялись даже прикоснуться.
