– А что тогда будет? – спрашивает Лилит. Мокрые волосы ее слиплись, а по лицу и шее стекает вода, попадая прямо под воротник.
– Хочешь знать, что будет? – еще чуть ниже склоняется Октавий.
– Хочу, – смело шепчет Лилит, подавляя внезапное желание коснуться его гладко выбритого лица. Все снова резко меняется: больше нет ни веселья, ни возмущения, ни злости – одна томная, приятная слабость. Она растекается по венам, губы чуть подрагивают, сердцебиение учащается.
– Уверена? – чуть сильнее сжимает пальцы на ее предплечьях Октавий. Его губы почти касаются ее губ. И Лилит чувствует непреодолимое желание поцеловать Октавия. Это искушение прикосновениями. И чем сильнее это искушение, тем тяжелее становится дыхание и ярче – желание. Оно как прозрачная радуга-удавка, накинутая ей на шею Октавием.
– Да, – говорит Лилит.
– Точно? – переспрашивает он, проводя по ее рукам вниз, почти до самых запястий. Пальцы у него совсем не нежные – вопреки образу.
– Да, – шепчет она. Вместе с искушением приходит нетерпение. А следом за ним спешит жадность.
Пусть этой ночью он будет только ее.
Когда Октавий невинно касается губами щеки Лилит и проводит ими до уха, обжигая дыханием, виски ее слегка сдавливает невидимый обруч. Вместо слабости по рукам, ногам, животу волнами бежит жар. Она хочет обнять Октавия, но сдерживается – чувствует, что инициативу он пока хочет держать в своих руках.
Октавий отпускает предплечья Лилит. Осторожно касаясь горячими губами то щеки, то мочки уха, он развязывает пояс на халате. И вдруг коротко, но требовательно целует Лилит в губы, поддев ее подбородок вверх указательным пальцем. Она даже не успевает как следует ответить на этот поцелуй-вспышку, как Октавий отходит за спину и выключает свет. В ванной комнате горит лишь подсветка тропического душа, создавая мягкую, почти интимную полутьму – то, что нужно для двоих.
Октавий становится позади Лилит – она чувствует жар его тела, но не поворачивается, потому что знает, что он не хочет этого. Октавий молча касается ее плеч и снимает халат – тот падает в ноги. А после, положив ладонь под грудь, целует залитую тенью ложбинку над ключицей. Это всего лишь незамысловатые прикосновения, но у Лилит подгибаются ноги. Почему – она и сама не понимает.
Радуга на ее шее затягивается, и дыхание становится еще чаще – оно срывается с полураскрытых губ.
Октавий – или все-таки Ричард? – проводит грубоватой ладонью по телу Лилит вверх и останавливается на ее шее, чуть сжимая ее и продолжая целовать. Лилит запускает руку ему в волосы, тая от восторга, который заполняет ее вместе с жаром все сильнее и сильнее.
В какой-то момент Октавий резко разворачивает ее лицом к себе и начинает целовать в губы. И Лилит кажется, что он целуется лучше всех на свете – жадно, неистово, горячо, требуя полной отдачи. Она отвечает ему с тем же пылом, с силой сжимая пальцами его плечи и разрешая его ладоням свободно скользить по ее телу, заставляя вздрагивать, напрягать мышцы, кусать губы, чтобы с них не срывались тихие стоны.
Так не бывает, чтобы хотелось кричать от переполняющего восторга и плакать – от него же.
– Иди ко мне, – шепчет Октавий, и Лилит не может сопротивляться: ни этим глазам, ни этим рукам, ни этому бархатному голосу.
Ни самой себе.
Она не знает, будет ли сожалеть утром. Но точно знает, что сейчас будет сожалеть, если сделает шаг назад.
Они не засыпают до самого утра, находясь в объятиях друг друга. Это похоже на борьбу, в которой кто-то с переменным успехом захватывает власть. И лишь тогда, когда небо окрашивается рваным золотом, а из-за крыш домов появляется солнце, Лилит и Октавий откидываются на подушки его кровати.
Она все еще не может поверить в происходящее. Даже после того, что было. Ее голова лежит на его груди, а он неспешно гладит Лилит по волосам, которые успели высохнуть. Спальню все сильнее и сильнее заливает золотистым светом. А глаза слипаются все больше.
Внезапно Лилит поднимает голову и приподнимается.
— Что? – шепчет Октавий и касается большим пальцем ее нижней губы, чуть припухшей от бесконечных поцелуев.
– Скажи, а ты помнишь... Дэншорт?.. – в ее темных блестящих глазах – непонятная надежда. В его голубых – непонимание.
– Что – Дэншорт? – спрашивает он, играя с ее черными волосами.
– У вас был там концерт.
– Разве? – пытается припомнить Октавий и морщит лоб. – По-моему, мы выступали несколько раз в Нью-Корвене и пару – в Хердмангтоне.
– Ты не помнишь, – разочарованно протягивает Лилит.
– Что не помню? – теперь его пальцы скользят по ее шее к ключицам, затем опускаются чуть ниже, рисуя на распаленной коже круги. Лилит выгибает спину как кошка.
– Перестань, – шепчет она.
– Оставить на утро? – интересуется он.
– А утром что-то будет? – спрашивает Лилит.
– Если ты захочешь. А теперь – спи, – велит Октавий. Лилит снова кладет голову ему на грудь. В это время Октавию на телефон приходит сообщение. Телефон лежит на прикроватной тумбочке, и Октавий берет его в руки, читая сообщение. Между его бровей появляется едва заметная морщинка.
– Что там? – заглядывает в телефон любопытная Лилит. И видит только отрывок фразы: «... должен продержаться еще!» А еще она видит имя отправителя – Кезон.
– Этот тот самый?.. – спрашивает она, а Октавий резко убирает телефон, не отвечая на собщение.
– Кто?
– Кезон? Который сделал тебе татуировку, – смеется Лилит.
– Он самый, – отвечает Октавий. – Но лучше не произносить его имя вслух.
– Потому что он злой и могущественный волшебник, как Воландеморт? – спрашивает Лилит. Это ее любимая книга.
– Потому что он вездесущ, как дьявол. Надеюсь, рыжая его приструнит, – добавляет Октавий. – Все. Спать.
Он засыпает, а Лилит вспоминает, как давным-давно, в далеком Дэншорте, когда она и ее подружки попали на долгожданный концерт «Пепельных цветов», произошло чудо. В тот день, когда Лилит оказалась на стадионе – в первых рядах фан-зоны, Сладкий Ричард поцеловал ее в щеку, выделив из всех других фанаток.
И это был ее первый поцелуй в жизни.
Лилит вспоминает это с неожиданной теплотой – той самой, которую с особенной тщательностью хранят в сердце.
Она засыпает, когда солнце касается ее ног, и ей снится космос – словно она подлетает к огромной яркой звезде и видит ее сокрытую тенью сторону.
«И пусть правдой станет то, что ты выдумал», – говорит она и растворяется в свете звезды.
Пусть. Слова станут правдой,
И мысли – надеждой.
Влюблен? Не оправдан.
Сожги свою нежность.
Эпилог. Демон, который тянулся к свету
