– Извините, нас ждут, – говорю я, нервничая.
– Подождут, – кидает он.
Взгляд исподлобья мне совершенно не нравится. Да и диалог у нас совсем не клеится. Я смахиваю со лба волосы, кидаю косой быстрый взгляд на подругу и решаюсь.
– Слушай, – надоедает мне играть роль дурочки. – Если честно, мы не знали, что ты здесь, иначе бы ни слова не проронили. Да и вообще бы ушли. Но мы тебя не видели. А ты не соизволил выйти и сказать.
– Да, точно, – поддерживает меня Лилит.
– Так это я виноват, что не попросил вас убраться? – противным тоном спрашивает актер.
– Не то чтобы ты, – нервно говорит подруга, – но если ты хотел побыть в тишине, мог бы просто сказать нам.
– Чтобы вы просто потом сказали им? – кидает взгляд куда-то вниз Дастин – туда, где недавно шумели его поклонницы. Или чтобы потом вы говорили: Лестерс – такой зазнавшийся козел, что оккупировал крышу и выгнал вас на хрен?
– Ты неправильно нас понял, – нагло заявила Лилит.
– Это просто недоразумение, да. Ну, мы пойдем, – решительно говорю я, делаю шаг вперед, но Лестерс вдруг хватает мою подругу за руку, крепко сжимая запястье.
– Твоя подружка может проваливать, а ты останься, – ледяным тоном говорит он ей. От такого голоса можно замерзнуть, покрыться льдом изнутри. Наверное, он обиделся на Лилит за оскорбления больше, чем на меня. Господи Иисусе, почему со мной постоянно случается какая-то лажа?
– Да я же извинилась! – восклицает подруга. Теперь на ее щеках не пудра, а целый пожар – так они горят. – Мы не хотели, понимаешь? Мы не хотели тебя обидеть. Просто обсуждали. Отпусти.
– Сначала поговорим, – краток он.
– Я не буду больше читать омегаверс про тебя, – обещает Лилит.
От упоминания о фанфиках, где он – жена Гектора, Лестерс, кажется, злится еще сильнее. Его удивительно яркие глаза сужаются.
– Я же сказал – сначала ответишь на мои вопросы. Потом можешь хоть в преисподнюю катиться.
Это звучит и смешно, и устрашающе одновременно. А вдруг он псих какой-то? Я не оставлю ему Лилит. Мы уйдем только вместе.
– Она пойдет со мной! – упрямо говорю я. Меня окатывают очередной порцией обжигающего взгляда. Отпускать руку моей подруги Лестерс не собирается. И тогда я сама решаю сделать это. Пошел он. Мы не хотели его обижать, правда. Да все и всегда обсуждают звезд! Все сплетничают о публичных людях! Зачем так вызывающе себя вести?
Я не нахожу ничего лучше, как попытаться отцепить пальцы актера от руки Лилит, которая верещит, что мы не сделали ничего плохого и он не имеет права удерживать ее силой. Однако хватка у этого придурка железная. Он намертво вцепился в Лилит и не собирается отпускать.
– Мы должны поговорить, – твердит он, и мне не нравится ярость в его глазах.
– Не надо нам говорить! – у Лилит голос немного охрип от переполняющих эмоций. –
Мы же не специально! Мы не хотели ничего плохого! Просто забудь, что ты слышал!
– Не забуду.
– Отпусти! – умоляюще просит Лилит.
– Поговорим, и отпущу, – обещает Лестерс и велит мне идти вон.
А я стою и не знаю, как освободить подругу. Если бы передо мной был обычный парень, я бы просто ударила его – кое-какие болевые точки в мужском теле я отлично знаю, спасибо секции по самозащите, на которую меня записал дедушка. Но тогда его адвокаты предъявят мне иск в несколько миллионов долларов, и чтобы его оплатить, мне понадобится продать в рабство половину родного городка.
Нужно что-то другое. Что-то...
И тогда я решаюсь. Представляю себя обезьянкой, которой нужно взлететь на пальму за вкусным бананом, и с разбегу вскакиваю на Лестерса, обхватив его руками и ногами и плотно прижимаясь своим телом к его. Он тотчас отпускает подругу. Актер явно не ожидал такого. И Лилит – тоже. Никто такого не ожидал. Даже я – до последней секунды.
Я не отпускаю Лестерса, слово он – любовь всей моей жизни, самый важный человек, последняя надежда на лучшее.
– Отпусти!
Я не сделаю этого. Обезьянка сидит на пальме. Если я сейчас начну думать про банан – это будет пошло, слишком пошло.
Если на меня заявят в полицию, я скажу, что просто хотела обнять кумира.
– Я тебя обожаю! – кричу я ему на ухо, чтобы у будущих адвокатов не осталось сомнений насчет моей преданной фанатской любви.
– Ты охренела?! – кричит обалдевший Лестерс – оказывается, звезды делают это не по-особенному, а как все нормальные люди. – Я сказал, отпусти меня! Эй! Отвали!
Он пытается спихнуть меня, но это бесполезно. Это мой коронный прием со средней школы. Я – цепкая обезьянка. А он – теплое дерево. Живое и очень сердитое.
К его чести, Лестерс не бьет меня – наверное, где-то глубоко внутри своей души он – джентльмен. Или, как и я, боится исков, а еще – огласки. Вдруг станет известно, что надежда нации на получение Оскара – Дастин Лестерс – избил хрупкую студентку Хартли за то, что она помешала его отдыху на крыше. Ха! Журналисты порвут его репутацию на сувениры, а то, что осталось, припечатают клеймом монстра.
– Беги! – кричу я Лилит из-за плеча актера. Она отчаянно мотает головой.
– Только с тобой! – драматично изрекает подруга. Ее глаза бегают по крыше, и меня озаряет догадка, что отчаявшаяся Лилит ищет какой-нибудь предмет, которым можно огреть Лестерса. Только не это! Да нас сразу исключат из Хартли, если она ему сейчас по башке заедет какой-нибудь железякой. Но вместо железяки Лилит хватает хлопушку.
– Не бей его! – ору я – перед моими глазами вновь тотчас появляются иски звездных адвокатов. Мы будем расплачиваться еще несколько жизней. Колесо сансары бесконечных кредитов.
– Что-о-о?!
Актер, не понимая, что я имею в виду, резко оглядывается назад, видит Лилит с отчаянным лицом и занесенной в руке хлопушкой и непроизвольно делает шаг назад. И, конечно же, спотыкается, не забывая прошипеть что-то злобное.
Кто знал, что он такой неуклюжий?!
Мы теряем равновесие и к неожиданности обоих падаем на мою спину, вернее, должны были упасть. Но не зря говорят, в экстремальных ситуациях человек способен на многое. Не понимая, что делаю, я умудряюсь каким-то неведомым образом перевернуться в воздухе во время короткого мига полета и оказываюсь сверху знаменитого актера.
Я лежу на Лестерсе, как на надувном матрасе, только вместо воздуха в нем теплые кирпичи – его тело твердое, и каждая мышца напряжена. Я, не понимая всей глупости происходящего, приподнимаюсь, опираюсь на одну руку – вторая покоится на его вздымающейся груди, но не встаю, глядя в лицо Лестерса. И даже не замечаю, как из хвоста выбилась рыжая прядь, касающаяся кончиком его шеи, на которой чуть выступает вена.
