– Я не сильна в подобных вопросах, но мне кажется, что в таком богатом особняке платить должны хорошо, – говорю я. Садовник, оказавшийся помощником повара, закатывает глаза.
– Знаешь ли, миллионеры становятся таковыми, потому что не разбрасываются долларами направо и налево. Здесь вполне стандартные кхм... расценки за услуги обслуживающего персонала.
– Ага, значит, хозяева – скряги? – спрашиваю я со злорадством. – Поэтому отправили помощника повара стричь кусты? Сочувствую. Поищите другую работу.
Он грозит мне длинным узловатым пальцем.
– Хозяин – не скряга. Скорее, бережливый.
– Или жадный, – не соглашаюсь я.
– Лучше быть жадным и богатым, чем великодушным и нищим, – кривится он и читает короткую нотацию о том, что бедность – грех, а я в это время заканчиваю с розами. – Лучше расскажи, как ты тут оказалась, Мэгги. Иначе охрана вышвырнет тебя, – опять грозится он. Я возмущенно фыркаю:
– Какая я вам Мэгги? Меня зовут Санни.
– Как назвал, на то и будешь откликаться. Мэгги.
Это звучит так властно, что мне кажется, будто он прикалывается. Я тоже решаю пошутить в ответ:
– Я вам не собака, мистер Ворчун.
– Как ты меня назвала? – спрашивает помощник повара потрясенно. – С чего ты взяла, что я ворчу?!
– Записывайте себя на диктофон, – советую я. – А потом постройте логические цепочки и проведите анализ. Нет, серьезно, мы разговариваем пару минут, а мне уже хочется бежать. Сочувствую вашим родным.
– Это мне нужно сочувствовать, а не им, – отвечает он раздраженно.
– От свиньи волки не рождаются, – вспоминаю я народную мудрость, и мистера Ворчуна буквально передергивает.
– Слишком ты смелая, – буравит он меня взглядом. – Так ты расскажешь, как тут появилась, Мэгги? Залезть на территорию просто так ты не могла – тут охрана на каждом шагу.
– Вы что, думаете, я залезла в этот сад, чтобы своровать яблоки, мистер Ворчун? –скептически приподняв бровь, говорю я.
– Тут нет яблок. Кто тебя провел? – требовательно спрашивает помощник повара.
– Охрана, – хмыкаю я и снова оглядываю куст. – Слушайте, а вы землю удобряете?
– Что-о-о? – вытягивается у него лицо, а в глазах разгорается пламя Люцифера. Мой вопрос, естественно, проигнорирован.
– Меня перепутали с дочерью ваших хозяев, – добавляю я.
– Вот как? – живо интересуется он, окидывая меня странным взглядом. – Ну-ка, поведай мне эту животрепещущую историю.
Я рассказываю – без подробностей, конечно, понимая, что, скорее всего, в курсе произошедшего уже вся обслуга особняка и рано или поздно слухи дойдут до него. Он слушает молча, не перебивая, явно делая какие-то свои выводы.
– Вот оно что, – хмыкает он, и мне кажется, что на какое-то мгновение его глаза становятся холодными и почти неживыми. – Решила показать свою самостоятельность. Эй, Мэгги, – вдруг обращается он ко мне. – Ты сбегала из дома?
– Я не очень люблю ночевать в коробке на улице и голодать, – хмыкаю я.
– Значит, не сбегала, – констатирует он, задумчиво потирая подбородок. – Похвально. Хотя от девиц с такой внешностью ждешь другого.
– Какого?!
Помощник повара пускается в пространные разъяснения по поводу современной молодежи, и теперь уже я возвожу глаза к небу.
– Мистер Ворчун, вы ужасно стереотипны.
– Хватит меня так называть! – вспыхивает помощник повара.
– Тогда как там мне вас величать? Мистер...
– Бин, – говорит он.
– Мистер Бин? – я вспоминаю знаменитый английский телесериал, и мне становится смешно. На того мистера Бина этот мистер Бин не похож от слова совсем.
Он важно кивает.
– Так вот, мистер Бин, все, что вы сейчас сказали, – полное фуфло.
– Фуфло? – переспрашивает он, краснея. Я киваю.
– Знаете ли, серийные убийцы зачастую выглядят как самые добропорядочные граждане. А волосатый парень с кучей татушек может быть волонтером в приюте для собак.
А потом он резко переводит разговор:
– Как сажать эти чертовы цветы?
– Руками, – спокойно отвечаю я. – Да зачем вас вообще в сад отправили?
Мистер Бин пожимает плечами. А я, вздыхая, начинаю ему рассказывать о том, как правильно сажать цветы, и увлекаюсь так, что делаю это вместе с ним. Мы опускаем саженцы в сухие лунки, кем-то заранее подготовленные, и он ругается на все на свете – недоволен всем, начиная от формы лунок, заканчивая цветом стеблей саженцев. Однако слушать его весьма забавно. И командовать им – тоже.
– Обрезайте, оставьте почек пять... Теперь делайте холмик – да, прямо в лунке... Опускайте саженец... Засыпайте землей... Утаптывать так сильно не нужно... А теперь хорошенько полейте... Куда столько воды?! – спрашиваю я, видя, как щедро поливает саженцы в земле мистер Бин. – Розы любят воду, но ненавидят застаивание воды у корней!
– Я тоже много чего не люблю! – топает он ногой как капризный ребенок. – Почему я должен заниматься этим?!
– Потому что вам за это платят, – назидательно говорю я. Мистеру Бину нечего возразить.
Солнце уже ярко светит над нашими головами, а мы сидим на симпатичной скамье неподалеку от саженцев. Настроение у меня почти умиротворенное. Кажется, что мы далеко за городом, в тишине и покое, какие бывают только ранним утром в отдаленных местечках, в которых едва теплится жизнь.
– Откуда такие познания, Мэгги? – спрашивает мистер Бин.
– Дедушка научил, – говорю я. – У нас в саду росло кое-что.
– А сейчас не растет?
– А сейчас дедушки нет, – спокойно отвечаю я. У тети не получается ухаживать за растениями.
– А родители где? – пытливо смотрит на меня мистер Бин.
– Их нет. – Он не бормочет слова соболезнования, как некоторые, и не начинает расспрашивать, что с ними случилось. Просто принимает к сведению и продолжает расспросы:
– Почему у тебя такие руки неухоженные?
– Какие? – не сразу понимаю я и смотрю на свои пальцы. Кожа на кончиках – довольно грубая, на правой руке ногти длиннее, не покрытые никаким лаком.
– Я музыкант, мистер Бин, – отвечаю я.
Он скептически хмыкает и говорит почему-то:
– Еще одна. Зачем тебе это?
– Зачем быть музыкантом? Это моя мечта, – я смотрю на него с недоумением. А он смотрит на меня как на душевнобольную и уточняет:
– Что, твоя мечта – стать нищебродом?
