С трудом я высвобождаюсь из его объятий – Лестерс горячий, как печка. И сажусь, с ужасом понимая, что на мне только нижнее белье – и то чужое!
Чужие, мать их, трусы. Боксеры.
Мужские. Серые. Хлопковые. С заниженной талией. И широкой черной резинкой, на которой красуется надпись Dolce & Gabbana. Наверное, они должны облегать мужскую фигуру, но на мне висят, словно шорты.
Мне хочется орать, но с трудом удается сдержать себя.
Я резким движением хватаю одеяло – почти невесомое, но теплое – и прижимаю к груди. Так, мне нужно успокоиться. Понять, что произошло. Все хорошо, Санни! Ты выживешь в этой неравной схватке.
Возможно, лучшее решение – это просто встать и тихонько уйти, пока актеришка спит. Но стоит мне об этом только подумать, как Лестерс – наверняка назло мне! – открывает глаза. И смотрит на меня с огромным недопониманием – улыбка, которая играла на его лице во сне, исчезла.
– Что ты тут делаешь? – спрашивает он в панике. Глаза у него при этом огромные.
– Не знаю, – честно отвечаю я, плотнее кутаясь в одеяло.
– Не знаешь… – медленно повторяет за мной Лестерс и, вдруг вскакивая, кричит: – В смысле – не знаешь?! Ты что вообще в моем доме делаешь, Рыжий Франкенштейн?!
Он тоже только в одном нижнем белье – точной копии моих боксеров. И стоит отметить, что тело у него ничего так.
– Ты как ко мне в кровать залезла, ненормальная?! – кричит он. – Да ты знаешь, что я с тобой сделаю?! Засужу! Поняла?
– Ха! – отвечаю я, чувствуя, как наливается краской лицо от возмущения. – Это я тебя засужу, придурок! За домогательства! За то, что ты затащил меня в свою кровать!
– Что-о-о? – взбешенно тянет Лестерс, хватается рукой за голову и морщится – видимо, она у него тоже болит.
– Уже завтра во всех новостях будет: «Лестерс – гнусный извращенец»! – обещаю я разгневанно.
Видимо, мои слова доводят Лестерса до приступа ярости, и он пытается схватить меня за руку.
– Извращенец?! – рычит он. – Иди сюда, Франкенштейн! Я тебя сейчас сдам охране! И вызову копов! Думаешь, я не знаю, зачем ты прыгнула в мою кровать?
– Зачем?!
– Чтобы срубить бабла, – ухмыляется он. – Вас было слишком много – таких умных. Не получилось за кулон содрать денег, решила, что так прокатит?
– Вот козел. Пошел ты! – и я громко указываю Лестерсу направление. Лицо у него от злости бледнеет – мои слова ему явно не нравятся.
– Иди сюда! Я сказал – иди сюда!
Лестерс пытается меня поймать. Ясное дело, я не даюсь ему в руки, и он начинает гоняться за мной по всей комнате, которая, по всей видимости, оказывается его спальней: большой, квадратной и какой-то совершенно снежной – все вокруг нежного молочно-белого цвета с редкими вкраплениями светло-серого.
– Я подам на тебя в суд! – кричит Лестерс, гоняясь за мной по спальне.
– Хватит меня домогаться! – отвечаю ему я, успешно уворачиваясь от его рук. И прыгаю на кровать, но он успевает ухватить край одеяла. Миг – и я остаюсь без него. И даже руками не успеваю закрыться.
На несколько секунд мы оба застываем. Я таращусь на Лестерса. Он – на меня. Я даже про головную боль забываю. Боже, что за позор…
– Почему на тебе мои вещи? – наконец спрашивает он, не отрывая от меня взгляда. И смотрит он совсем не в глаза.
– Тяжело вздохнув, я спускаюсь с кровати, делая вид, что вовсе не смущена, и рывком забираю одеяло назад.
– Насмотрелся? – уточняю я, обматывая его вокруг себя.
– Нет, – тут же отвечает Лестерс и моментально поправляется: – Да на что там смотреть?! Я что, женщин не видел?
– Не на что смотреть? – сощурилась я. Это заявление прозвучало оскорбительно. – Тогда зачем ты затащил меня в свою кровать и заставил надеть это?! – с отвращением ткнула я пальцем себе чуть ниже талии. – Нравятся мужчины? Поэтому предлагаешь подружкам переодеваться в мужскую одежду?!
– Я нормальный, – оскорбляется и он. – А вот ты, похоже, не очень!
– Ты меня только что раздел – так что помолчи, извращенец, – отвечаю я, пытаясь понять, что происходит. Голова болит еще сильнее, и губы кажутся пересохшими. Это что, похмелье? Боже, нет… Вот почему я ничего не помню – из-за алкоголя. Да и Лестерс, похоже, тоже.
Мы вместе пили? Я вновь оглядываю спальню – на кресле валяются мужские вещи, вероятно, принадлежащие Лестерсу. Моих нигде нет.
– Перемирие. Надо понять, что произошло, – говорю я, морщясь от неприятных ощущений в висках и затылке. – Что ты помнишь?
– Готовился к роли, а потом проснулся с тобой, – отрывисто отвечает Лестерс и с подозрением смотрит на меня: – А ты?
– Я собралась вместе с друзьями, чтобы отпраздновать… кхм… кое-что.
– И как мы встретились? – буравит меня глазами Лестерс.
– Не помню, – пожимаю я плечами.
– Ты мне звонила! – вдруг выкрикивает он радостно. – И угрожала! Точно!
– Что-о-о? – изумленно спрашиваю я.
– Поэтому я приехал к тебе и…
Продолжить он не успевает – в его квартире раздается звонок. Глаза Лестерса становятся круглыми и страдальческими.
– Нет… – устало шепчет он и изощренно ругается, вспоминая мать какого-то Питера.
– Ты чего? – спрашиваю я его и толкаю локтем в бок. – Вспомнил что-то?!
– Прячься, – говорит Лестерс, озираясь. – Тебе надо спрятаться. Срочно!
– Твоя девушка? – догадываюсь я, и по позвоночнику бегут неприятные мурашки.
– Какая девушка? – закрывает он лицо ладонями и кончиками пальцев трет глаза. –
Телевизионщики. Снимают передачу. Чер-р-рт! Как не вовремя-то! Звонок раздается вновь.
– Какая передача? – уточняю я в недоумении.
– «Дом звезды». Прячься! Живо! – велит актер. – Мне не нужно, чтобы главной новостью дня было: «Новая подружка Лестерса»!
У меня холодеют руки, а в ноющих висках, напротив, появляется жар. «Дом звезды» – это известная передачка, в которой неугомонный ведущий посещает дома знаменитостей и засовывает свой длинный нос во все углы.
Ничего особенного, но рейтинги зашкаливают.
– Куда прятаться?! – в панике спрашиваю я. Они же реально всю его квартиру наизнанку вывернут! Не хочу, чтобы меня нашли! Что за проклятье на мне? Почему уже во второй раз мне грозит опасность стать «девушкой Лестерса» в глазах всей страны?!
– В гардеробную… Нет, туда нельзя… Под кровать! – велит мне Лестерс нервно. – Живо под кровать, и если высунешься – тебе крышка, рыжая. Поняла?!
– Не тресни, – советую я ему.
Перед тем как залезть под кровать, мне в голову вдруг приходит странная черно-белая картинка – мы с Лестерсом целуемся. И я не испытываю неприятных ощущений – скорее, это что-то захватывающее, такое, от чего вверх по телу поднимается теплая волна, бьющая прямо в сердце и растворяющаяся на миллионы сияющих частиц.
