Более подвижный Форкош моргнул коротко, первым переступая порог. За ним под покров безлунной тьер-на-вьёрской ночи устремился брат Сурт, привыкший полагаться на опыт старших душеловов. И вскоре крадущиеся парные шаги затихли в дальней части форта.
Потерявший опору и чувство реальности Таальвен Валишер остался наедине со своим разоблачителем, но и мельком не поглядел на него. В потоке хлынувшей внутрь пустоты принц не видел и не слышал ничего.
«Душелов, — отдавалось одновременно во всем теле. — Чудовище, алчущее подчинять ради забавы, сладости победы…»
А от перепачканных в алое ладоней тянулась тонкая золотая нить — вдаль, за стены волчьего форта, сквозь поля, рощи — на север… Он бы оборвал ее, если б умел, но казалось, тогда прекратится всякая жизнь: солнце замрет, испарится золотой лужицей с небосвода, сойдут на нет волны и ветра, а движимые тонкорукими богинями судьбы роковые колеса соскочат с божественных осей, погружая мир в кромешный нетающий мрак.
ГЛАВА 19
КРОМЕШНЫЙ МРАК
— Немыслимо, невообразимо! — буйствовала терновая ведьма, остервенело топча васильки и едва проклюнувшиеся головки клевера сапогами. — Надо же мне было так ошибиться!
Лицо ее налилось чернотой, подернулось ненавистью. Оттого горькие слезы, ручьями омывавшие щеки, выглядели вдвойне странно. Но одержать верх над неподатливым телом Изольды тьер-на-вьёр было непросто даже в минуты крайней подавленности хозяйки. И бормочущие проклятия губы то и дело кривились от рыданий.
Напуганный надрывными воплями рябой конь перестал жевать весеннюю траву и благоразумно попятился. К своему несчастью, именно он первым попался терновой колдунье на глаза, когда час назад, не разбирая от горя дороги, та ввалилась в конюшню. Он же случайно оказался самым смирным в Уделе душеловов, так что принцессе не пришлось укрощать незнакомое животное. Впрочем, от нее исходила такая разрушительная мощь, что даже Беглянка, брыкливая кобыла Кетиля, присмирела в стойле. Куда до нее трусоватому молодому жеребчику.
— Как же я не додумалась, не сплела воедино концы одной нити? — все сокрушалась ведьма. — Разгадка-то вертелась прямо перед носом! Фейлан, душелов… От нетерпимости к его путам в тебе и пробудилась сила! Его магия раздула искру, подобно тому самому проклятию, о котором наплела некогда полоумная старуха Брума…
В сердцах запустив в ночной простор горсть мелких камней, она сердито крутанулась.
— Только вспомни, как стойко Таальвен Валишер противостоял мне, не сломленный ни скитаниями, ни ужасным проклятием. Подавлял мою власть, укрепляя свою и в тщедушном волчьем облике! А уж сделавшись человеком, заимел вовсе неслыханное господство! Эти сны, которым я дивилась, вкупе с необъяснимым, неистребимым страхом перед приморским королевичем, мое унизительное послушание — все произрастало из хватки охотника, крепкой, как медвежий капкан… — Откуда, спрашивается, мне знать, что проклятые душеловы пересекли грань между Тьер-на-Вьёр и заокеанскими странами, за тысячи лет забрели столь далеко от дома? — пожаловалась сама себе ведьма.
При виде форта за спиной, метившего прямыми углами в светлеющее звездное небо, ее передернуло.
— Раньше я бы в два счета раскусила приморского пройдоху, поставила бы его на колени за вопиющую дерзость… Да по той эпохе давным-давно оттрубили прощальные гимны. Остается довольствоваться малым. К тому же Мак Тир, как видно, взаправду не ведал о даре. Иначе не влюбился бы в собственную жертву, словно деревенский простак.
— Не хочу… — измученным севшим голосом прервала ее изыскания Изольда, — ни слышать о нем, ни думать…
— Теперь-то ясное дело, — разнеслось по полю. — А что ты твердила мне год назад, хвастаясь замужеством со своим ненаглядным волком? Забыла? Кто из нас двоих нынче видится тебе худшим злом?
Выжатая до капли нестерпимой мукой, принцесса сухо всхлипнула, прижала ладони к полыхающей изнутри груди. И терновая ведьма сменила гнев на милость.
— Ну, полно. — Пальцы успокаивающе пригладили ткань рубашки, похлопали по спине. — Толку теперь рвать на себе волосы?.. Предлагаю поразмыслить, что нам делать дальше?
— Ничего, — простонала коченеющая в застенках израненной кровоточащей души Изольда. — Я не желаю дышать, говорить, ходить… Только уснуть, словно Роза Ветров, отрешившись от печалей, стремлений и поисков… Грезить до бесконечности в уютной заботливой пустоте…
— Тогда спи, изможденная принцесса, а я попекусь о нашем с тобой общем благе… — Поднявшись на цыпочки, тьер-на-вьёр закачалась, словно баюкая расстроенное дитя. — Разум подсказывает, что это удастся мне намного лучше, чем запутавшейся в хитросплетениях судьбы бедняжке. Пройдет совсем немного времени, и Терновое королевство, как прежде, окажется у наших ног. А то, о чем мечталось мне все долгие мучительные годы беспамятства, безволия, воплотится…
— Спи… — увещевала обрадованная невероятной удачей колдунья, бесшумно высчитывая, сколько верст скакать до Тьер-Лерана… — Никто не тронет, не потревожит тебя…
Сдавшаяся на милость чужого и вместе с тем привычного голоса, Изольда отступила, позволила упрятать свое отчаяние, тоску, а затем и остальные переживания куда-то в темную дремотную глубину. И тут же их место заполнил бесцветный густой туман. Перед глазами больше не колыхались пряные травы, ноги не ощущали выбоин. Сделалось безразлично, тихо… О таком ли бредил драконий князь, уповая на помощь терновой колдуньи?
Затаив дыхание, принцесса прислушалась к обожженному предательством сердцу: ни звука. Чудилось, что оно перестало надрывно стучать, как будто не было в помине никакого вероломства, лжи… а вместе с ними не существовало отступника Таальвена Валишера, гордеца Хёльмвинда и самой Изольды Мак Тир… в мире не осталось ничего, стоящего волнений, — только желанный покой в кромешном бездонном мраке.
* * *
Она не говорила ему о великодушии, справедливости, не ставила в вину жестокосердие, внимая перечислению бед, настигших Хёльмвинда со спутниками в болоте.
Крапчато-серые глаза не выражали ничего, кроме нетерпения, когда Северный ветер рассказывал о Лотарэ. Совершенная в своей красоте ладонь дробно выстукивала сложенным веером по подлокотнику — так-тук, так-тук… Атласные туфельки под необъятным платьем скучающе сталкивались носами.
— Ты достоин награды, верховный, — наконец похвалила Вея Эрна, водружая на макушку накренившуюся высоченную тиару. Вместо драгоценных камней и тонкой ковки ее снова украшал пестрый букет. — За храбрость свою и преданность общему делу…
«За то, что пожертвовал одной из своих подопечных… — продолжил мысленно северный владыка. — Подвиг сей следует воспевать в балладах в назидание другим…»
Но Роза Ветров, не слишком чуткая, когда дело касалось чужих душевных терзаний, сочла его безрадостность признаком усталости. И, умело переменившись в лице, одарила верховного тоскующим участливым взором.
— Осталась самая малость, Северный ветер… Знаю, тебе тяжело, но прошу, не опускай рук на пороге той цели, за которую отдано столь многое.
