– Это же незаконно?
– Наверное, да, но дед знал нужных людей в правительстве, и ему все сошло с рук. Он всесторонне портил жизнь соседу, но тот за своим управляющим был как за каменной стеной. Однако все знали, что этот управляющий заглядывается на мою мать, и в конце концов дед сделал предложение, от которого тот не смог отказаться, – долю в нашей ферме и возможность быть поближе к моей матери. Управляющий перешел работать к нам. Это и был Родни.
– Который стал вашим отчимом?
Тру кивнул.
– С его приходом урожай табака почти сразу увеличился вдвое. Когда соседняя ферма оказалась на грани разорения, дед предложил соседу заем, которого не дал бы никто другой. Но это лишь отсрочило неизбежное, и в конце концов дед отобрал его ферму в счет долга, получив ее в собственность почти за гроши. И снова пустив воду по прежним руслам, стал еще богаче. Все это тянулось несколько лет, и мама постепенно подверглась чарам Родни. Они поженились, у них родились близнецы – Аллен и Алекс, мои сводные братья. Все получилось так, как планировали дед и Родни, но однажды ночью наша усадьба загорелась. Я выпрыгнул из окна второго этажа, Родни вынес близнецов, а мама так и не выбралась.
Тру услышал, как Хоуп беззвучно ахнула:
– Ваша мама погибла в огне?
– Те, кто вел следствие, заподозрили поджог.
– Ваш сосед, – скорее утвердительно, нежели вопросительно, сказала Хоуп.
– Были такие слухи. До меня они донеслись лишь несколько лет спустя, но, думаю, дед и Родни все знали и винили себя в случившемся – как ни крути, они косвенно причастны к смерти мамы. С тех пор ее память окутана странным молчанием. Мне казалось, что ни Родни, ни дед больше не желают иметь со мной ничего общего. Вот я и пошел своей дорогой.
– Не представляю, как вы выдержали. Вам же, наверное, было невероятно тяжело и одиноко?
– Да.
– А сосед так и не ответил за свое преступление?
Тру подобрал с песка витую ракушку, оказавшуюся со сколом с одной из сторон, покрутил ее и отбросил в сторону.
– Сосед погиб при пожаре через год после гибели моей мамы. Он совершенно обнищал и жил в Хараре в какой-то лачуге… Но об этом я узнал лишь несколько лет спустя: как-то вечером дед немного перебрал и сказал, что этот тип получил по заслугам. Тогда я уже работал гидом.
Посмотрев на Хоуп, Тру увидел, что она обдумывает услышанное.
– Вашего деда подозревали?
– Уверен, что да. Но в Родезии, если ты богатый белый, правосудие можно было купить. Может, сейчас уже не так откровенно, но тогда… Дед умер свободным человеком. Сейчас фермой управляют Родни и мои сводные братья, а я стараюсь держаться от них как можно дальше.
Хоуп удивленно покачала головой.
– Ничего себе, – сказала она. – Никогда такого не слышала. Теперь понятно, почему вы ушли с фермы и не очень хотели говорить на эту тему. Тут есть о чем задуматься.
– Да, – согласился Тру.
– А вы уверены, что человек, к которому вы приехали, ваш настоящий отец?
– Нет, но шансы велики, – и он рассказал Хоуп о письме, фотографии и билетах на самолет.
– На фотографии действительно ваша мама?
– Насколько я ее помню, да, но… на сто процентов нельзя быть уверенным. Все ее фотографии сгорели при пожаре, а к Родни я лишний раз стараюсь не подходить.
Хоуп посмотрела на него с уважением:
– Да, жестоко жизнь обошлась с вами.
– В чем-то да, – пожал плечами Тру. – Но зато у меня есть Эндрю.
– А еще детей вы не хотели?
– Ким хотела, но я заболел корью, в качестве осложнения – бесплодие. Так что при всем желании…
– Это и стало причиной развода?
Тру покачал головой:
– Нет. Мы просто разные люди. Нам и жениться, наверное, не стоило, но Ким забеременела, а я знал, что такое расти без отца, и не хотел такого для Эндрю.
– Вы сказали, что мало помните маму, но какие-то воспоминания у вас все-таки есть?
– Она имела обыкновение сидеть на веранде за домом и рисовать. Но это я запомнил только потому, что сам начал рисовать вскоре после ее гибели.
– Вы рисуете?
– Когда не играю на гитаре.
– Хорошо?
– Эндрю нравится.
– А с собой у вас никаких рисунков нет?
– Сегодня утром начал новый, а так в альбоме есть и другие.
– Как бы мне хотелось посмотреть… если вы не возражаете.
Пирс уже остался далеко позади, впереди показались коттедж и трехэтажная вилла. Хоуп шла молча, и Тру догадывался, что она потрясена услышанным. Такая откровенность была не в его характере: обычно он мало говорил о прошлом и сейчас гадал, отчего сегодня в нем проснулось красноречие.
Но в душе Тру знал – это его реакция на женщину, идущую рядом. Когда они дошли до лестницы, ведущей к коттеджу, Тру осознал – ему хочется, чтобы она знала, кто он на самом деле. Хотя бы потому, что ему кажется – он уже знает ее.
После того что Тру рассказал о своем детстве, Хоуп казалось неправильным оборвать разговор поспешным прощанием. Она показала на коттедж:
– Не хотите подняться и выпить бокал вина? Такая прекрасная ночь, я собиралась немного посидеть на веранде…
– Бокал вина – с удовольствием, – отозвался Тру.
Хоуп поднялась первая и, когда они дошли до веранды, указала на кресла-качалки под окном:
– Шардоне будете? Сегодня открыла.
– Замечательно, благодарю вас.
– Сейчас вернусь, – сказала она.
Что я делаю, удивлялась Хоуп, зайдя в коттедж и оставив дверь чуть приоткрытой. Она в жизни не приглашала мужчину на бокал вина перед сном. Оставалось надеяться, что ее поведение не произведет двусмысленного, ложного впечатления. При мысли о том, что Тру может подумать, у Хоуп слегка закружилась голова.
Скотти забежал в дом за хозяйкой, часто виляя хвостиком в знак приветствия. Хоуп нагнулась погладить питомца.
– Ну и что в этом такого? – шепотом спросила она. – Он поймет, что я просто веду себя по-соседски приветливо! В дом же я его не приглашаю.
Скотти только сонно смотрел на хозяйку.
– Тебя только спрашивать…
Взяв из буфета два бокала на тонких длинных ножках, Хоуп налила вина до половины и хотела включить на веранде свет, но подумала, что освещение будет слишком резким. Свечи были бы в самый раз, но такая романтика точно введет гостя в заблуждение, поэтому она включила лампу на кухне. Свет из окна слегка освещал крыльцо и веранду. Так-то лучше.
Держа в руках бокалы, она ногой открыла дверь. Скотти выскочил на крыльцо и подбежал к калитке, готовый идти на пляж.
