Работала она в тот день на автопилоте, не запомнила никого из пациентов, за исключением девочки-подростка, пострадавшей в жуткой автомобильной аварии. Если другие медсестры и заметили, что Хоуп сама не своя, то ничего не сказали.
В среду после работы она решила навестить родителей – мама оставила сообщение на автоответчике, пообещав рагу, – и по дороге заехала в местную булочную за черничным пирогом. Но в булочной принимали только наличные, а в суматохе последних дней Хоуп забыла зайти в банк. Помня, что в машине есть немного денег, она вернулась и открыла бардачок. Что-то выпало на пол, и в попытках прибраться Хоуп увидела свой портрет.
У нее перехватило дыхание: должно быть, Тру положил его в бардачок в день ее отъезда! Хоуп не могла оторваться от рисунка, руки начали дрожать, но надо было расплатиться за покупку. Аккуратно положив рисунок на пассажирское сиденье, она поспешила в булочную.
Вернувшись в машину, Хоуп не сразу повернула ключ зажигания, а сначала взяла рисунок. Вглядевшись в свое изображение, она увидела женщину, безнадежно влюбленную в рисующего ее мужчину, и Хоуп страшно захотелось еще раз оказаться в объятиях Тру, вдохнуть его запах, уколоться о жесткую щетину, увидеть лицо человека, который интуитивно понимал ее, как никто и никогда. В последний раз побыть с мужчиной, похитившим ее сердце.
Опустив рисунок на колени, в открытом бардачке она заметила еще один листок. Он был тщательно сложен, а сверху лежал конверт с ее именем. Дрожащими руками Хоуп взяла конверт.
Развернув сначала рисунок, она увидела себя и Тру на пляже, лицом друг к другу. На минуту Хоуп словно разучилась дышать и почти не обратила внимания, что рядом припарковалась другая машина с включенной на полную громкость стереосистемой. Хоуп долго смотрела на Тру, переполняемая нежностью и тоской, и наконец заставила себя отложить рисунок в сторону.
Конверт вдруг показался тяжелым. Хоуп не хотелось его открывать – лучше подождать, когда она вернется домой и будет одна, но письмо словно звало ее. Распечатав конверт, Хоуп достала листок и начала читать.
«Дорогая Хоуп!
Не знаю, прочтешь ли ты это письмо, но в растерянности и смятении я хватаюсь за соломинку. Вместе с письмом ты найдешь два рисунка. Первый ты, наверное, узнаешь. Второй я начал, когда ты ездила на предсвадебный банкет. Вернувшись в Зимбабве, думаю, я буду рисовать тебя снова и снова, но те рисунки, с твоего разрешения, мне хотелось бы оставить у себя. Если тебе это не по душе, дай мне знать, и я вышлю их либо уничтожу и удержусь от дальнейших попыток. Ты знаешь, что я был и останусь человеком, достойным твоего доверия.
Думать о жизни без тебя мне невыносимо, но я понимаю твое решение. Я видел, как сияли твои глаза, когда ты говорила о детях, и чувствую, как мучителен для тебя этот выбор. Для меня он сокрушителен, но в глубине души я не могу тебя винить. В конце концов у меня есть сын, и я не представляю себе жизни без него.
Когда ты уедешь, я, наверное, прогуляюсь по пляжу, как гуляю каждый день с самого приезда, но все уже будет иначе. С каждым шагом я стану ощущать тебя рядом со мной и внутри меня. Ты уже стала моей частичкой, и этого не изменить.
Я никогда не думал, что мне выпадет шанс изведать подобное чувство, да и как я мог ожидать? До появления Эндрю я жил с тайной уверенностью, что мой удел – одиночество. Я не утверждаю, что вел жизнь отшельника: ты уже знаешь, что моя работа требует определенных навыков общения и умения нравиться гостям. Но я никогда не был человеком, который чувствует себя несчастным, лежа в постели один. Я не казался себе пресловутой половинкой чего-то целого, но теперь вижу, что заблуждался: всю свою жизнь я искал только тебя.
Не знаю, что сулит мне будущее, но уверен – как раньше, уже ничего не будет, потому что это невозможно. Я не так наивен, чтобы верить, будто мне хватит и воспоминаний, поэтому в свободные минуты я буду брать альбом и пытаться запечатлеть то, что у меня осталось. Надеюсь, ты мне это позволишь.
Как бы я хотел, чтобы обстоятельства сложились иначе, но, наверное, у судьбы свои планы. Но ты знай: я по-настоящему люблю тебя, и эта печаль – та цена, которую я готов заплатить тысячу раз. Ибо наша встреча и моя любовь к тебе придали моей жизни иной смысл, и так теперь будет всегда.
Я не требую от тебя того же. Скоро у тебя будет новая жизнь, в которой нет места третьему лишнему, – я принимаю это. Китайский философ Лао-цзы однажды сказал, что любовь придает любимому силу, а любящему смелость. Теперь, когда ты вошла в мою жизнь, я смогу встретить грядущие годы с бесстрашием, которого раньше за собой не замечал. Любовь к тебе сделала меня лучше.
Если я понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти. На поиски может уйти некоторое время – я уже говорил, что жизнь в буше течет медленнее, и не все письма доходят до адресата. Но нас с тобой объединило нечто особенное, и, если во мне возникнет нужда, вселенная каким-то образом даст мне знать. Благодаря тебе я теперь верю в чудеса. Вот увидишь, для нас нет ничего невозможного.
Любящий тебя Тру»
Хоуп перечитала письмо несколько раз, прежде чем убрать в конверт. Она представила, как Тру писал его, сидя на кухне, и хотя ей хотелось еще раз прочесть прощальное послание, Хоуп понимала, что так рискует вообще не добраться до родителей.
Положив рисунки и письмо в бардачок, она бессильно уронила голову на подголовник, стараясь успокоить бушующие эмоции. Спустя целую вечность она повернула ключ зажигания.
К крыльцу родительского дома Хоуп направилась нетвердой походкой и с вымученной улыбкой перешагнула порог, глядя, как отец старается подняться из кресла, чтобы поздороваться. Аромат рагу наполнял дом, но у Хоуп не было аппетита.
За столом она рассказала о свадьбе Эллен. Когда Хоуп спросили, как прошла неделя в Сансет-Бич, она не упомянула о Тру. Не сказала она родителям и о том, что Джош сделал ей предложение.
После десерта Хоуп вышла на веранду, сославшись на необходимость подышать свежим воздухом.
На небе уже высыпали звезды. Сзади скрипнула дверь: в прямоугольнике света из гостиной показался темный силуэт отца. Улыбнувшись, он тронул дочь за плечо, осторожно обходя ее шаркающей походкой. В руках отец нес чашку кофе без кофеина и, усевшись, отпил глоток.
– Твоя мама до сих пор готовит лучшее говяжье рагу в мире.
– Да, сегодня рагу очень удачное, – согласилась Хоуп.
– Ты не заболела? За ужином ты была какая-то притихшая.
Хоуп тоже села, подогнув под себя ногу.
– Да, наверное, еще не отошла от банкета.
Отец поставил чашку на столик между креслами. В углу веранды вокруг лампы кружился мотылек. В саду начали свой вечерний концерт цикады.
– Я слышал, Джош приезжал на свадьбу… – Хоуп повернулась к отцу, но он лишь пожал плечами: – Твоя мама сказала.
– А она откуда знает?
