Это объясняло слегка помятый вид Блума. На его брюках виднелась свежая грязь.
– Ты тоже собираешься мне посочувствовать, Питер? Боюсь, для одного вечера с меня уже достаточно.
– Вовсе нет. Вообще-то я с тобой согласен. У обоих управлений есть свои недостатки, и кумовство – один из них. Подковерная борьба глав управлений – еще один. Плюс соперничество между управлениями. Здесь мы пьем и закусываем вместе, но ваши терпеть не могут наших, а у Летнего управления есть склонность… – Блум запнулся.
– К чувству собственного превосходства? Высокомерию? Заносчивости?
– Это твои слова, а не мои. Не только с тобой обошлись несправедливо. Печально, не правда ли? Мы поступили на службу ради чего-то большего, нежели мы сами. Даже чего-то священного.
Блум посмотрел на картину, склонив голову набок.
– Что ж, Мария не задавала вопросов и не восставала, и в ее случае это сработало. – Она делала что велят, и мы до сих пор ее почитаем. Возможно, мне стоит последовать ее примеру, – сказала Рэйчел. В ее тоне звучала горечь.
– У тебя очень циничный настрой.
– Потому что я циник по натуре. Полагаю, издержки профессии.
Этого она с Максом не репетировала. Тот просил ее просто говорить то, что звучит натурально. Рэйчел изучала Блума, но под маской трудно было что-то прочесть.
– Так почему же ты выбрала эту работу, Рэйчел?
– Ну, я родилась в Бенгалии. Мне было семь, когда родители переехали сюда, а выросла я, считая Англию какой-то мифической страной. Моя айя, то есть нянька, выдумывала разные сказки про королеву и ее придворных призраков, и я их проглатывала. Наверное, я никогда и не прекращала в них верить, в идею Империи. В колледже принцессы Елены другие девочки дразнили меня из-за акцента, а я твердила, что такая же англичанка, как они, и однажды буду работать у королевы. Когда началась война, я вручала молодым людям, которые не пошли в армию, белые лилии – символ трусости. Некоторое время работала медсестрой. Отец пришел в ужас и нашел мне работу в картотеке Секретной службы. К счастью, у меня отлично получалось, и пока я тянула лямку, всем было плевать, что я девушка. Конечно, реальная жизнь оказалась куда сложнее рассказов няни. Но мне казалось правильным, что я могу что-то изменить.
– А финансовый отдел не дает такого ощущения?
– Я не сноб. На войне важен каждый солдат. Но я могу предложить больше, чем просто копаться в счетах с грифом «секретно». По крайней мере, мне так кажется. – Она нахмурилась. – А тебе-то какое до всего этого дело, Питер?
– Ну, для начала, я знаю, каково это – быть недооцененным.
Голос Блума внезапно дрогнул. Он помедлил и устроил целое светопреставление, поправляя корону призрака. Рэйчел поняла, что, несмотря на внешнее спокойствие, совсем недавно он сильно расстроился. Она задумалась, откуда все-таки взялись эти пятна грязи.
– Прости. Сегодня явно не мой вечер для эфирных контактов, – сказал через некоторое время Блум. – А во-вторых, возможно, ты в курсе наших проблем в Испании, многие из которых – результат недостаточной кооперации между Зимой и Летом. Вы вербуете полевых агентов, мы их ведем, но нам не хватает координации.
– Может, это стоит отнести на счет офицеров по связи вроде Кима.
– Да, и это тоже. Многие молодые и способные сотрудники Зимнего управления думают только о собственных амбициях. Они предпочтут продвижение по службе, чем сотрудничество. Потому некоторые из нас и разговаривают с людьми вроде тебя, которым хватает энергии, но чье будущее выглядит менее ясным.
– Продолжай.
– Ты кое-что можешь для нас сделать, неофициально. Если это тебе интересно, я готов к обсуждению.
Рэйчел поколебалась. После разговора с Блумом было гораздо легче поверить, что Кулагин хотел скормить ей дезу. Соперничество между управлениями действительно существовало, и именно у Харрисов пытались выстроить связи, чтобы его смягчить. Или загнать непокорных агентов вроде нее в ловушку, прежде чем их завербуют Советы.
В конце концов все сводилось к вере.
– С удовольствием, – сказала Рэйчел.
– Отлично. Я устрою звонок по эктофону. Может, на следующей неделе?
– Было бы прекрасно.
Блум снова пожал ей руку.
– Приятно было познакомиться, Рэйчел.
– Не скучай. Гай Берджесс сказал, что у вас были планы.
Он на мгновение окаменел, но Рэйчел не могла понять, покраснел ли он под маской.
– У меня всегда есть планы, – ответил Блум после секундной паузы. – Какой разведчик обходится без них.
* * *
Чуть позже Рэйчел попрощалась с Хильди и Томми. Прием, скорее всего, продлится почти до рассвета, и многие гости останутся в спальнях наверху. Томми крепко стиснул ее ладонь обеими руками и сказал, что всегда ей рад, но Рэйчел видела в его глазах закрытую дверь.
Она дождалась такси, на холоде дыхание превращалось в пар. Студеный воздух очистил голову. Потирая замерзшие руки, Рэйчел чувствовала смесь страха и возбуждения.
Моргнул уличный фонарь, и в ее сумочке защелкал эктофон.
«Молодец», – прочла она надпись латунными буквами.
«Там будет видно», – ответила она призраку Макса Шевалье.
9. Специальный комитет по проблемам Иберии, 11 ноября 1938 года
Специальный комитет по проблемам Иберии собирался следующим вечером, и Питер Блум опаздывал.
Он поспешно расписался в регистрационной книге Летнего управления, в нарушение протокола не дождался провожатого и чуть не заблудился по пути к Трубе.
Последние несколько часов он напряженно готовился и в результате чувствовал себя совсем прозрачным и истонченным – тревожный признак угасания. Работу прервал разъяренный Пендлбери, приславший наполненное ядом эктописьмо об испорченной одежде и головной боли от плохо настроенной короны призрака. Чтобы его успокоить, пришлось воспользоваться эктофоном и совершить еще одно пранозатратное путешествие, а затем еще выслушивать гнусавый голос медиума и его жалобы.
Но истощение и взбешенный медиум – это еще полбеды по сравнению с тем, что ожидало Питера на вершине башни. Стоя в эфирном лифте, несущемся в Уайтхолл с помощью массивного луситового противовеса, Питер задумался, а не так ли чувствуют себя заключенные в застенках испанских фашистов, когда поднимает винтовки расстрельный взвод.
Он пытался сохранять спокойствие. У Вечно Живого есть на него планы. И уж конечно, его бы не пустили к премьер-министру, если бы Секретная служба сомневалась в его лояльности. Разве что это спектакль, чтобы скормить Вечно Живому дезинформацию. И, может даже, божественный разум это знает и играет в собственную игру.
Он вспомнил холод того мгновения, когда его отвергли, и содрогнулся.
