Рэйчел плотно застегнула плащ от всепроникающих капель и пожалела, что согласилась с такой готовностью. Призраки не мерзнут. Она притопывала ногами и ждала звонка лежащего в сумочке эктофона. Блум опаздывал.
Башня стояла неподалеку от набережной Виктории. Посмертный проект Гюстава Эйфеля, трехногая радиовышка, монстр из кованого железа и стали с запахом ржавчины. Дождь начался, как раз когда Рэйчел поднималась к центральному шпилю. Все туристы повалили в противоположном направлении, с зонтиками и буклетами над головой. Стиснув зубы, Рэйчел проложила путь к центральной гондоле и показала привратнику удостоверение Секретной службы. Тот козырнул и отправился в свою стеклянную будку за чаем.
Разумеется, это превосходное и логичное место для встречи. Башня служила центром притяжения для курьеров-призраков и эктопочты – огромный инструмент, настроенный на эфирные сигналы, связывающие мир живых с миром мертвых, и для обитателей Страны вечного лета встреча здесь – все равно что свидание в людном месте. Блум осторожен.
Внизу текла угольно-черная Темза, рассекая Лондон на две лобные доли, сотканные из городских огней, людей и электричества. Рэйчел тут же почувствовала головокружение и схватилась за перила, стараясь другой рукой удержать зонтик.
И тут тренькнул эктофон. Она выпустила зонтик. Ветер подхватил его и унес, подняв и закрутив. Шляпка и лицо тут же намокли. Рэйчел повозилась с наушниками и диском настройки и наконец через шипение помех и дождя услышала голос Блума.
– Скажи, Рэйчел, что ты видишь?
Она сменила позу.
– Дождь. Лондон. И пропасть, которая позволит мне оказаться рядом с тобой, стоит только сделать шаг.
Блум засмеялся – тихо, как будто шепотом.
– Прошу прощения. Мне следовало узнать прогноз погоды. Вечно забываю.
– Я понимаю.
– Если хочешь, можем пойти в другое место.
Ветер слегка ослабел.
– Ничего, все нормально, – ответила Рэйчел. – Раз уж я сюда забралась, то могу и насладиться видом. А ты что видишь, Питер?
– Отсюда башня выглядит гигантским фейерверком, а мы в самом его центре. Очень шумно. Повсюду призраки, шныряют туда-сюда, носят письма и сообщения.
Где-то неподалеку в Стране вечного лета за ними наблюдает и Макс. Она постаралась избавиться от этой мысли, чтобы Блум ничего не заметил. Сейчас было довольно просто сосредоточиться на холоде, дискомфорте и виде внизу.
– И отсюда видно, как перемещаются души Лондона – словно импульсы по нервным волокнам. Город похож на одно огромное существо, живое и разумное.
– Смерть всех превращает в поэтов или только тебя?
– Прошу прощения, – засмеялся Блум. – Поэзия тебя не согреет, верно?
– Во всяком случае, не так. Скажи… чем я могу быть полезна Летнему управлению?
– Я бы предпочел обсудить, чем Летнее управление может быть полезным тебе. Ты сделала неплохую карьеру, Рэйчел. Картотека, Ирландский отдел, контрразведка. И даже замуж вышла за нашего. Конечно, такое часто случается, хотя обычно женятся на секретаршах. Без обид. Твой муж был офицером по связи с ВВС?
– Был. У него проблемы со здоровьем.
– Ясно. А я гадал, почему он не пришел на вечеринку. Жаль это слышать.
В его голосе звучало настоящее сочувствие. Мысль о том, что Блум видит ее личные темные глубины, разозлила Рэйчел. Вот и хорошо. Она подхватила это чувство и выдала его в голосе, в точности как тренировалась с Максом.
– Мы вроде бы встретились не для того, чтобы обсуждать моего мужа.
– Конечно. Просто я в курсе, как обстоят дела с твоей пенсией и Билетом.
Рэйчел промолчала. Дождь почти прекратился. И даже приятно было ощущать на лице морось.
– Прости, – сказал Блум. – Я не хотел переходить границы.
– Ты и не перешел. Просто сейчас… все сложно. – Она помедлила. – Можешь рассказать подробнее о том, что ты видишь? Каково там?
– Ну, примерно как описывают в книгах, более или менее. Твоя мать ведь в Летнем доме?
– Питер. Я не хочу услышать о четырехмерных капитанах и трехмерных кораблях или еще какую-нибудь избитую метафору. Расскажи о том, чего я не прочту в книгах. Что там хуже всего?
Блум задумался.
– Угасание. Оно пугает. Поначалу ты его не замечаешь. Прана, эфирная энергия, его останавливает – на время. Мысленные путешествия и создание мыслеформ усугубляют. Эфирологисты утверждают, что эфирные животные тоже когда-то были призраками людей, но столетия назад забыли свою истинную природу.
– Полный кошмар. Я слышала это слово, но не понимала его значения.
– Государственная служба умерших этого не афиширует. Но если получать достаточно праны, оно почти незаметно – за многие годы теряются крохотные воспоминания то там, то сям, и случается это не с каждым. Но есть и прекрасное. Летний город иногда поет. Как музыкальный дождь. Там есть один человек, угасший, он предсказывает судьбу около Крепости. Слушает кирпичи-луситы. Поначалу я считал его безумным, но если хорошенько прислушаться, то в стенах можно расслышать шепот каменных душ.
– Выходит, быть мертвым не проще, чем быть живым. И хорошо, и плохо.
Несмотря ни на что, рассказ заворожил Рэйчел. Призраки редко обсуждали Страну вечного лета, но всегда с жадностью слушали про мир живых. Она укорила себя за то, что так легко отвлеклась. Она ведь больше не малышка, верящая в волшебное королевство.
Дождь прекратился. Тучи стали серо-розовыми, отражая городские огни. У горизонта на небе подмигивала одинокая звезда.
– Чем больше времени я провожу в Летнем городе, тем больше плохого замечаю, – сказал Блум. – Некоторые его места совсем не так приятны. Есть целые кварталы угасающих, похожие на дома для умалишенных, и никто не дает им прану. А еще есть рудники душ, глубоко в ката. Весь город построен на труде шахтеров, но их заслуги никто не ценит.
– Ты говоришь прямо как коммунист, – сказала Рэйчел.
Это была ловушка. Он пытается прощупать ее на предмет симпатий к левым, а обмануть его сложно. Макс предупреждал, что следует этого ожидать.
– Когда-то это было в моде.
– Ну, возрожденцы всегда тяготели к идеям социализма, – сказала Рэйчел. И это была правда. Герберт-Бланко Уэст когда-то создал политическую партию на основе Фабианского общества, и его наследие никуда не делось, как бы он ни напирал в речах на либерализм, здравый смысл и науку. – Я поступила на Секретную службу во время войны. Тогда мы редко задумывались о политике. – Она помолчала. – Необычный у нас разговор, Питер.
– А ты – необычный человек.
– Мне считать это комплиментом?
– Разумеется. Редкий человек выберет такой нешаблонный путь, как выбрала ты. И я разделяю твои тревоги. Видишь, как сложно нам понять обитателей разных миров? Неудивительно, что между управлениями существует соперничество. Мы понятия не имеем, что происходит тут, а вы не представляете, что значит быть мертвым. И все же мы – правая и левая руки империи.
