– Вам очень повезло, мистер Блум, что мы с другом заметили вас с лужайки. Что бы мы с вами делали?
– Я больше не стану пытаться, сэр, – сказал Питер. – Это было глупо. Дурацкий порыв. Вызов. В понедельник я сдам экзамены, как и собирался, и обещаю…
Уншлихт рубанул воздух ребром ладони.
– Я совсем не о том. Кажется, вы приняли мои философские комментарии очень серьезно. Это хорошо. Очень хорошо. Но боюсь, теперь вы слишком одержимы смертью.
Питер промолчал.
– Это глупо. Ведь мы не переживаем смерть. Это даже не значимое событие в жизни. Если считать вечность не бесконечностью, а безвременьем, то вечная жизнь принадлежит живущим в этом мире.
– Но Страна вечного лета…
– Она не играет роли. Это просто еще одна конструкция без подлинной вечности. Доска для очередной словесной игры. Но скажите, мистер Блум, кто устанавливает правила? Кто стоит у доски, наблюдает и судит?
– Не знаю.
Питер чувствовал себя неуютно под его немигающим взглядом. От Уншлихта пахло травой и сексом, и Питер вдруг понял, как именно тот испачкал колени.
– Так вот, позвольте показать, – сказал Уншлихт. – Я лишь лестница, мальчик мой. Забраться вы должны самостоятельно, потом отбросить лестницу.
Он встал и вытащил из-под кровати тяжелый кожаный чемодан. Поднял его, чуть напрягшись, и поставил на стол перед Питером.
И открыл.
Внутри был Бог.
15. В пабе «Синий пес», 30 ноября 1938 года
Паб «Синий пес» стоял чуть в стороне от Бромтон-роуд, вдалеке от оживленных кафе и магазинов Найтсбриджа и великолепия музея Виктории и Альберта. По переулку задувал ветер, и голые деревья в частном саду на другой стороне улицы качали ветками и что-то шептали. Яркие окна паба так и манили заглянуть из ноябрьской темноты.
Сразу у входа на Рэйчел накатили волны удушающей жары газового камина и пивные ароматы. Паб был маленьким и тихим, всего несколько столиков и большой радиоприемник, из которого доносилась немецкая песня; картины и постеры с портретами собак на синих стенах и потертая барная стойка с латунными кранами. Хозяин, старик с густыми седыми усами, кинул взгляд на Рэйчел и снова занялся полировкой бокала.
Она заказала полпинты сидра себе и пинту светлого, стянула зимнее пальто и села у камина. Кажется, она слегка простудилась, так что тепло пойдет на пользу. Через пятнадцать минут тренькнул колокольчик над дверью, и вошел Блум.
– Питер. Приятно снова тебя видеть. Я заказала тебе пиво.
После вечеринки у Харрисов Рэйчел впервые видела Блума во плоти. Насколько она могла судить, он воспользовался тем же телом, что и в прошлый раз, хотя в толстом шерстяном пальто и шляпе выглядел как медведь.
Бармен нахмурился в сторону Блума и продолжил полировать стакан. Новых мертвых не везде привечали, в особенности немецкие иммигранты. Сокрушительное поражение Германии в Великой войне и та роль, которую в этом сыграли эктотехнологии, оставили глубокие шрамы.
– Теперь я могу по достоинству оценить твою стойкость во время предыдущей встречи, в такую-то погоду, – сказал Питер. – Спасибо, что сразу откликнулась на приглашение.
За последние две недели Рэйчел сделала еще несколько шагов к измене. По требованию Блума она писала заметки о своих коллегах. Это возымело терапевтический эффект, в особенности изображение мисс Скэплхорн в виде остроносой гарпии. Рэйчел описала соперничество между главами отделов и интрижки агентов с секретаршами. Большую часть она выдумала, приправив полуправдой для вящей убедительности.
Записи она отправляла Блуму через эктопочту, вроде бы случайно с использованием протокола шифрования. Они коротко переговорили по эктофону и в субботу прогулялись по парку Серпентайн, Рэйчел – с вкладышами от эктофона в ушах, Питер – в виде призрака. В тот раз не возникло особой необходимости притворяться – ей и правда нравилось его общество. Как и у Джо, у Блума отсутствовал снобизм, присущий большинству агентов Управления. Он поддерживал легкомысленный разговор, расспрашивал Рэйчел об Индии и рассказывал смешные истории про Си.
Но сейчас он был настроен серьезнее.
– Не ожидала снова увидеть тебя во плоти, – сказала Рэйчел.
– Я понадобился в Бленхейме. Испания быстро катится под откос, и каждые лишние руки на счету. Может закончиться тем, что армия будет сражаться с британскими добровольцами, ты только представь! Полный кошмар. Показательный пример, к чему приводит отсутствие сотрудничества между Зимним и Летним управлениями. Твои записи очень пригодятся, чтобы измерить здешнюю температуру.
Он снял маску, но остался в шляпе и быстро нацепил затемненные очки, скрыв пустые глаза медиума. Арендованное тело было бледнокожим и пухлым. Выглядел он больше как круглощекий мальчишка в отцовской шляпе.
Уже не в первый раз Рэйчел пыталась разгадать Блума. По ее опыту, двойными агентами движут идеология, секс, деньги или честолюбие. Питер в эти рамки не вписывался. Может, он просто лучше справляется с ролью.
– Рада это слышать. В финансовом отделе все так же весело. Со временем я могла бы даже к нему привыкнуть.
– Сомневаюсь в этом, Рэйчел. Сильно сомневаюсь. – Блум глотнул пива и поморщился. – Боюсь, я не особо люблю пиво. Хотя мое тело, похоже, любит.
Рэйчел подняла бокал с сидром.
– Еще один глоток, за удачу?
Они чокнулись.
– Приятно встречаться вот так, – сказала Рэйчел. – В те встречи… в общем, я чувствовала себя как будто голой.
– Правда?
– Это неправильно, но я знала, что ты можешь читать мои мысли.
– Не мысли. Только отблеск твоих эмоций. Эфирные отпечатки. Я знаю, так нечестно.
– И что же ты видел?
Блум отпил пива и уставился в стакан.
– Ты очень несчастна. Не просто злишься. С тобой что-то случилось. Ты кого-то потеряла? Конечно, это не мое дело.
– Да, потеряла.
– Это тяжело, да? Молодежь больше не понимает, что значит смерть. В каком-то смысле мы все стали детьми. Вот почему люди со спокойной душой отправляют солдат в Испанию. Для них это все не по-настоящему.
– Ты кого-то потерял, – сказала Рэйчел.
– Отца. У него не было Билета. Он был слишком упрям. Не знаю, что с ним случилось. Наверное, быстрое угасание.
– Сожалею.
Питер одним глотком опустошил половину стакана.
– А знаешь, оно начинает мне нравиться. Так часто бывает – медиум что-то любит, и тебе это тоже начинает нравиться. К примеру, я пристрастился к апельсиновому мармеладу. – Он посмотрел на Рэйчел, за стеклами очков мелькнули пустые глаза медиума. – Прости. Болтаю всякую чушь.
Рэйчел невольно улыбнулась. Любитель апельсинового мармелада не может быть совсем уж плохим.
