– Вы совершенно правы, полковник, – вполголоса сказала она. – Я ищу одно дело, к которому у меня нет доступа. Это совместная операция армии и разведки, примерно десятилетней давности.
– И почему же вы не сказали с самого начала? Для чего вам это нужно?
Рэйчел задумалась.
– Вам лучше не знать подробности. Это имеет отношение к Испании. Но я не хочу навлекать на вас неприятности. Я распишусь в книге и все такое.
Вудфилд хмыкнул.
– Рэйчел, вы же видите, в кого я превратился. Думаете, мне не плевать? – Он подался вперед, и в свете от камина блеснули его золотые коронки. – В загробной жизни у меня три брата, отличные парни, все погибли на войне. А у меня никогда не было возможности отличиться. А у вас вид человека, который делает нечто пугающее, но все равно делает. И если я сумею помочь вам, откопав какое-то старое досье, то для меня даже лучше, что у вас нет доступа. Понимаете?
Пахло от него по-стариковски – потом и мятной зубной пастой, но в это мгновение Рэйчел готова была его расцеловать.
– Да, сэр, – ответила она и заказала еще по порции джина.
* * *
Вместе с полковником Вудфилдом Рэйчел дошла до старого потрепанного особняка, где теперь хранился архив всех агентов Секретной службы и бесконечные досье по исследовательским программам, которые финансировала Секретная служба, начиная со дня ее основания в 1908 году. Рэйчел ожидала увидеть завалы бумаг, но вместо этого обнаружила безупречное место – ряды аккуратно организованных полок.
– Может, я и пропойца, – сказал полковник, – но должность библиотекаря воспринимаю всерьез.
И все же потребовалось полчаса на поиски досье «Камлана» – толстой коричневой папки, перевязанной бечевкой. Рэйчел открыла ее и пролистала содержимое. Не считая краткого описания и страниц с бюджетом, все остальное было зашифровано – плотные строчки бессмысленных букв, страница за страницей. И в конце – несколько фотографий. Рэйчел толком не поняла, что это. Возможно, копии образов из никтоскопа, но больше похоже на рентгеновский снимок с размытыми черными и белыми контурами.
– Спасибо, – сказала она Вудфилду.
Тот улыбнулся.
– Надеюсь, вам это пригодится. С нетерпением буду ждать нашей новой встречи в «Короле Гарри», когда вы принесете папку обратно.
* * *
Было уже далеко за полночь, когда Рэйчел оказалась дома, на Сент-Джонс-Вуд. Там было холодно и темно.
Она провела бессонную ночь с досье «Камлана», изо всех сил пытаясь разобраться, сойдет ли оно за мелочовку и как до встречи с Блумом убрать оттуда все важное.
Она устроилась с чашкой дымящегося чая в кабинете, завернувшись в одеяло, сражаясь и с усталостью, и с отупляющей дремотой после розового джина. Вьюрки спали в клетке, свернувшись в плотные шарики из перьев рядом друг с другом. Рэйчел позавидовала им и подумала о Джо и холодных зимних ночах – как она лежит, свернувшись калачиком под одеялом, с водяной грелкой в ногах и теплым, надежным Джо, прижавшимся к груди и животу.
Через несколько дней он уплывет в Испанию. Во время Великой войны она была слишком молода, чтобы по-настоящему бояться за ушедших на фронт друзей, которые считали, что уезжают за море в веселое приключение. А теперь и сама смерть внушает меньший ужас, но Рэйчел больше боялась за душу Джо. Может, даже лучше принять быструю смерть от руки республиканцев, чем все глубже погружаться в тот кошмар, на который обрекла его служба в ВВС.
Но она еще могла помочь Джо, схватив Блума. Если все получится, Рэйчел может попросить о переводе в Иберийский отдел.
Она тряхнула головой и попыталась сосредоточиться, расстелила страницы на полу и ползала между ними на коленях в попытке найти разгадку. Без ключа шифр был совершенно непонятным, хотя Блум, вероятно, сумеет его взломать, ведь он прошел через государственную школу эфирных кодов и шифров. В папке были чертежи какого-то никтоскопа для глубоких уровней ката и эфирной обсерватории в Летнем городе. Вероятно, этот аппарат и использовали для получения похожих на рентгеновские снимки изображений, хотя что на них было – оставалось загадкой. Там присутствовали черные расходящиеся линии на сером и бесчисленные белые пятнышки, возможно, луситы.
В целом досье больше напоминало научный проект, чем что-то, имеющее отношение к Испании. И все-таки трудно судить, отдаст ли она Блуму малозначительную и отвергнутую программу или раскроет ключевую операцию.
Рэйчел погрузилась в размышления, и тут в комнате стало еще холоднее и зазвонил старый эктофон в углу – три быстрые металлические трели.
– Алло, алло! Рэйчел? – раздался бодрый женский голос.
– Да, мама, – ответила Рэйчел. – Это я.
* * *
Мать Рэйчел, Генриетта Форбс-Смит, умерла уже десять лет назад.
Она совершила эвтаназию, как только в груди появились первые узлы, и скончалась в том месте, которое любила больше всего, даже больше Индии – в саду их дома в Илинге, сидя в шезлонге под теплым майским солнцем, с ампулой морфина в руке. Она в последний раз взглянула на диаграмму куба Хинтона из лежащего на коленях Билета, а затем сжала руки Рэйчел и ее отца. Откинулась назад, удовлетворенно вздохнула и ушла так быстро, что Рэйчел пришлось прикоснуться к ее улыбающемуся лицу, чтобы удостовериться – мать мертва.
Когда Рэйчел казалось, что она забыла материнское лицо и запах, она вспоминала ее ладонь в своей – маленькую, как и ее собственная, красную и сухую, с крохотными порезами и мозолями и грязью под ногтями – руку садовницы. И это всегда оживляло другие воспоминания.
Они с нетерпением дождались сумерек, как полагается, потом Рэйчел с отцом повозились с настройкой эктофона и пробились через шипение помех и завывания мертвецов, привлеченных эфирным прибором.
А после этого раздался низкий и теплый голос матери.
– Алло, алло! – весело сказала она. – А вы знаете, что здесь есть цветы? Кто бы мог представить?
* * *
Рэйчел села в большое кресло перед эктофоном. Это была старомодная модель размером со шкаф, без экрана никтофона, как некоторые новейшие модели компании мистера Бэрда.
– Как дела? – рассеянно спросила она, зажав тяжелую бакелитовую трубку между подбородком и плечом и пытаясь изучать бумаги досье «Камлана», разложенные на коленях.
– Я по-прежнему мертва, – отозвалась ее мать, – хотя с твоего последнего звонка прошло столько времени, что я могла бы уже восстать из мертвых, дождавшись второго пришествия.
– Мама, я была занята.
– Не сомневаюсь. – Генриетта помолчала. – Выглядишь расстроенной. Знаешь, я ведь вижу твою душу, всю спутанную и колючую, как шипы.
Рэйчел беззвучно выругалась. Общение с Блумом должно было дать ей понять, насколько ее состояние заметно призракам.
– Не обращай внимания. Проблемы на работе. А как твои дела?
