По причине большого желания прихватить напоследок что-нибудь действительно ценное, Иениш в течение двух дней активно гонял свой крейсер, избегая встреч с небольшими пароходами или паровыми шхунами, что время от времени поодиночке или небольшими группами показывались в проливе. И 12 февраля терпение охотника оказалось вознаграждено стократ. Конвой из трех крупных судов под охраной старого деревянного корвета «Амаги», который освободили от службы по охране побережья и выперли в море по причине большой убыли в кораблях, оказался именно тем, ради чего стоило рисковать.
«Кагошима-Мару», «Киншу-Мару» и «Ямагути-Мару», срочно выкупленные японским правительством у предыдущих владельцев специально для снабжения армии и флота, являлись не только весьма крупными, но и довольно молодыми судами. Можно было даже утверждать, что только эта троица могла принести большую прибыль, чем все суда, отловленные командой минного крейсера в этом проливе ранее. К тому же вооруженная охрана намекала на явно ценный характер груза, так что у Иениша непроизвольно зачесались руки от одного взгляда на конвой.
Японский корвет, который раньше бы назвали просто трехмачтовой винтовой шхуной, никак не мог предотвратить последовавшего вскоре захвата. Слишком много факторов сложилось воедино, чтобы дать экипажу «Амаги» возможность исполнить свой долг. Тут и посредственная выучка артиллеристов, и возможность вести огонь только и исключительно на борт, и устаревшее вооружение. Но что более всего остального сыграло свою роль в весьма быстрой гибели охранника конвоя, так это практически полное отсутствие снарядов на борту рейдера, как бы удивительно это ни звучало. Опасаясь расстрелять последние два десятка снарядов впустую, Иениш, имея превосходство как в скорости и маневренности, так и в скорострельности артиллерии, не говоря уже о возможности навязывания противнику выгодной именно ему тактики, зашел к плетущемуся на девяти узлах конвою с кормы, сохраняя за собой возможность прятаться от огня орудий корвета за высокобортными корпусами транспортов.
В конечном итоге, счастливо избежав две попытки тарана, предпринятые капитанами японских пароходов, минный крейсер вышел в корму пошедшего на очередную циркуляцию «Амаги», после чего его артиллеристы открыли огонь с максимальной скорострельностью. Для таких профессионалов, какими за время войны стали канониры «Полярного лиса», вести огонь с дистанции в три кабельтова было все равно что стрелять в упор. Все двадцать снарядов ушли в сторону противника ровно за три минуты непрерывной стрельбы. Сколько именно из них поразило японский корвет, а сколько ушло в молоко, никто не считал, главное, что результат был налицо. Горящий японец весьма быстро кренился на правый борт и более не думал о сопротивлении, хотя тех двух снарядов, что он успел-таки всадить в борт своего обидчика, небольшому минному крейсеру было более чем достаточно – уже вовсю работали водоотливные помпы, откачивая проникающую в пробоину воду, а первое котельное отделение потихоньку наполнялось обжигающим паром. Всего два продравшихся через бронепалубу осколка на последних запасах кинетической энергии пробили один из котлов, заставив кочегаров, побросав лопаты, мгновенно юркнуть в соседний отсек. Впрочем, несмотря на проявленную прыть, без ожогов не обошлось, и потому у корабельного врача вновь появилась работа. Естественно, в сложившихся условиях о спасении японских моряков не могло быть и речи, так что старенький «Амаги» погиб вместе со всем экипажем в полторы сотни человек.
По причине острой нехватки способных держать оружие рук, в призовые партии не попали разве что корабельный врач со своими пациентами, кок, рулевой и действующая смена кочегаров. Иенишу даже пришлось временно передать командование над «Полярным лисом» Зарину, а самому встать на мостик головного «Кагошима-Мару». Побоявшись вести все это великолепие в Шанхай, Виктор Христианович на последних тоннах угля, остававшихся в закромах минного крейсера, смог доставить новые трофеи в Вэньлин, где его как родного встретил весьма опечаленный господин Ван. Из последовавшей за бурным приветствием беседы удалось узнать, что затея, на которую их торговый партнер возлагал огромные надежды, провалилась в тартарары вместе с треском корпуса, шпангоутов и переборок оборудованного им для каперства бывшей «Генбу-Мару». Нанятый капитан оказался не столь хорош, как расписывал своему будущему работодателю, и умудрился посадить снаряженный корабль на прибрежные камни при выходе на первое же дело. И, что хуже всего, при эвакуации он свалился в воду и утонул, так что даже требований по возмещению ущерба потерявшему огромные деньги господину Вану предъявить было некому. Вот и заливал он последние недели горе в надежде вновь увидеться с принесшим ему столько денег русским капитаном. Денег, которые он в одночасье потерял, слепо погнавшись за халявой, вопреки предостережениям его лучшего русского друга, каковым, к концу весьма эмоциональной речи, неожиданно для самого себя стал Иениш. Лишь прибытие захваченного у японцев миноносца с русской командой смогло вдохнуть в господина Вана второе дыхание, позволив оторваться от бутылки и ждать очередного чуда в исполнении своих русских партнеров. В общем, патоки на Иениша было вылито столько, что, будь она материальна, отставному капитану 1-го ранга грозила бы неминуемая смерть от удушения, столь плотно облепила бы она все его тело.
И пока «торговые партнеры» занимались оформлением бумаг и подсчетом будущих прибылей, тысячей километров севернее ушел из жизни отдавший приказ о капитуляции крепости и остатков флота адмирал Дин Жучан. Помимо экипажей кораблей и гарнизона последних фортов, которые по договоренности с японцами должны были быть беспрепятственно пропущены из крепости, в исполнение последнего приказа Ли Хунчжана, каким-то чудом полученного адмиралом 11 февраля, удалось спасти лишь три миноносца, ушедших в ночь перед сдачей крепости в Чифу, да бронепалубный крейсер «Цзиюань», для которого сбросились углем со всех остальных кораблей флота. Последний смог прошмыгнуть незамеченным мимо японского флота и после дополнительной бункеровки в Шанхае уйти на соединение с Гуандунской эскадрой. Не достался японцам и флагманский броненосец, подорванный командой так, что о его восстановлении не могло быть и речи. Та же судьба постигла получивший вторую мину с «Котака» бронепалубный крейсер. Хоть его борт разворотило не столь сильно, специально разведенный во внутренних отсеках огонь довершил дело уничтожения корабля, поскольку восстанавливать его было дороже, нежели построить новый.
Вместе со своим адмиралом покончили с собой командиры обоих броненосцев и военный комендант Вэйхайвэя, генерал Дай Цзунцянь, так что у праздновавших победу японцев возникли немалые проблемы с подписанием официального акта о капитуляции. В конечном итоге с китайской стороны подписи поставили гражданский губернатор Вэйхайвэя и британский капитан на китайской службе Мак-Люр. 15 февраля японские корабли вошли на внутренний рейд Вэйхайвэя. Остававшиеся к тому времени относительно на плаву китайские корабли, в том числе броненосцы «Чжэньюань» и «Пинъюань», спустили флаги. По распоряжению вице-адмирала Ито китайцам оставили небольшое учебное судно «Канцзи», на котором были перевезены в Чифу тела Дин Жучана и других китайских командиров. Таким образом, японцы отдали последние почести своим противникам, уважая их доблесть. При отбытии «Канцзи» японская эскадра, выстроившаяся в бухте, салютовала поднятому над кораблем флагу адмирала Дина. Нескольким тысячам китайских военных и беженцев, перевезенных японцами с Люгундао обратно в город, было предоставлено право свободно покинуть Вэйхайвэй, либо остаться в городе при гарантиях полной безопасности. В свете всех этих грандиозных событий мало кто обратил внимание на пропажу трех минных катеров, что некогда базировались на китайских броненосцах. Когда, куда и как они исчезли – осталось загадкой. Впрочем, обнаружившиеся по окончании войны члены экипажей этих небольших корабликов все как один утверждали, что как раз в ночь перед сдачей крепости затопили свои катера на внешнем рейде, чтобы те не достались врагу.
