Вегенер столкнулся с несколькими серьезными проблемами. Большинство геологов были практиками, а не теоретиками
[107]. Неоспоримыми для них являлись только доказательства, которые они могли «подержать в руках». А таких у Вегенера не было. Он мог лишь указать на косвенные свидетельства того, что когда-то все материки были единым целым. Но не мог повернуть время вспять на сотни миллионов лет, чтобы предложить скептикам прямые доказательства. Хуже того, он только строил предположения, как именно происходил дрейф материков. Какая геологическая сила обеспечивала эти сейсмические сдвиги? Современникам казалось, что Вегенер ставит телегу впереди лошади, пытаясь подтвердить свою теорию неубедительными фактами: его гипотезу воспринимали как игру воображения.
В попытках доказать свою правоту Вегенер предпринял несколько опасных северных экспедиций. Из последней он не вернулся. В ноябре 1930 года, в сильнейшие морозы, добираясь от одной станции до другой, Вегенер умер от сердечного приступа. Останки обнаружили только несколько месяцев спустя
[108].
А через несколько лет появились новые измерительные приборы, с помощью которых были получены обширные данные относительно океанического дна, магнитных полей Земли и геологической датировки. Результаты вынудили ученых пересмотреть отвергнутую теорию Вегенера. С долей сомнения геолог Чарльз Лонгвелл писал: «Гипотеза Вегенера является таким стимулом и имеет такое фундаментальное значение для геологии, что должна вызывать уважение и интерес у каждого геолога. В ее пользу свидетельствуют весомые доказательства, и было бы глупо отвергать концепцию, предлагающую потенциальный ответ на самые глубокие вопросы в истории Земли»
[109]. Десятилетиями позже свое мнение изменил известный геофизик и геолог Джон Вильсон, который изначально пренебрежительно отнесся к теории Вегенера: «Все совсем не так, как ожидали увидеть мы нашим ограниченным взором… Земля — не застывшее изваяние, а живой, подвижный организм… Это главная научная революция нашего времени»
[110].
Теория дрейфа материков была признана теми же людьми, которые смеялись над ней раньше. Призыв Вегенера нарушить статус-кво — «расклеить детали» материков — наконец был услышан и принят.
Творческие люди часто переступают не только через устоявшиеся культурные традиции, но и через собственные установки. В 1950-е годы художник Филипп Густон считался восходящей звездой нью-йоркской школы абстрактного экспрессионизма и создавал похожие на облака области цвета.
To B.W.T. (1950) и «Живопись» (1954) Филиппа Густона
После нескольких ретроспективных выставок в начале 1960-х годов Густон делает перерыв в творчестве, покидает художественную сцену Нью-Йорка и ведет затворнический образ жизни в небольшом доме в Вудстоке. Через несколько лет возвращается. В 1970 году в галерее Мальборо в Нью-Йорке открывается выставка его последних работ. Поклонников ждет настоящий сюрприз: Густон вновь обратился к фигуративному искусству. Он по-прежнему верен своей фирменной палитре из красного, розового, серого и черного, но изображения становятся гротескными, он пишет бесформенные фигуры членов Ку-клукс-клана, рисует сигареты и ботинки.
Riding Around (1969) и Flatlands (1970) Филиппа Густона
Реакция публики была единодушно враждебной. Арт-обозреватель Хилтон Крамер назвал в New York Times работы Густона неуклюжими, а также заявил, что Густон действует как «хорошая доза наркоты». Мнение критика из журнала Time Роберта Хьюза тоже было нелестным. О сюжетах с куклуксклановцами он написал: «В качестве политического заявления [полотна Густона] такие же примитивные и недалекие, как и ненавистничество, о котором они говорят». На волне поднявшегося негатива галерея Мальборо не стала продлевать контракт с художником. Сломав собственное «хорошее», Густон разочаровал большинство самых ярых поклонников. Тем не менее он остался верен своему решению и продолжил работать в жанре предметной живописи вплоть до смерти в 1980 году.
Хилтон Крамер так и не изменил мнение. А вот многие другие изменили. В 1981 году Хьюз опубликовал следующее:
«Творческие работы, созданные Густоном в конце 1960-х годов и впервые выставленные на суд публики в 1970 году, были настолько непохожи на картины, сделавшие его знаменитым, что казались самодурством и безвкусицей… Если бы в тот момент кто-то сказал, что через десять лет фигуративизм Густона окажет огромное влияние на американское искусство, это прозвучало бы невероятно.
Тем не менее, похоже, это именно так. В последующее десятилетие в Америке наблюдался очевидный рост намеренно неуклюжих, фигуративных картин, где игнорировались правила приличия и тщательность в интересах откровенно грубой экспрессионистской манеры. Очевидно, что крестным отцом этой манеры был Густон. И потому у художников до 35 лет его творчество вызывает больше интереса, чем творчество любого из его современников»
[111].
В конце 1960-х годов огромной популярности и славы в мире музыки достигла группа The Beatles. Но даже тогда, когда у них выходил один хит за другим, они не переставали экспериментировать. Вершиной стал «Белый альбом», выпущенный в 1968 году. Большинство песен альбома выросло из пребывания The Beatles в индийском ашраме; кроме того, в это время у Джона Леннона начался роман с художницей-авангардисткой Йоко Оно. Последняя композиция, названная «Революция 9», состоит из набора повторяющихся музыкальных отрезков, каждый из которых проигрывается с собственной скоростью. В композиции использованы отрывки из классики, сыгранные наоборот, а также звучат фрагменты арабской музыки и фраза продюсера Джорджа Мартина: Geoff, put the red light on («Джефф, поставь красный свет»). Как появилось название композиции? Леннон записал голос звукорежиссера: This is EMI test number nine («Пробная запись номер девять») и дал звучать словам number nine снова и снова. Как позже он рассказывал в интервью журналу Rolling Stone, девять — его счастливое число, и родился он девятого октября. Это была самая длинная композиция в альбоме, послание, говорившее о том, что группа, которая отмела традиции поп-музыки 50-х, сочла возможным сломать и собственный шаблон. Как писал один из музыкальных критиков: «В течение восьми минут в альбоме, на котором стоит имя The Beatles, The Beatles отсутствуют напрочь»
[112].
