Одной из сильных сторон Ольгерда, как утверждал его бывший начальник Форкалор, было умение признавать собственные ошибки. Поэтому Темный маг потер переносицу, сам отхлебнул кофе из второй чашечки и развел руками.
– Хорошо, я тебя слушаю.
Собеседник потупился в пол между ступней, обутых в пыльные, потертые туфли, а потом вздохнул.
– Чисто технически вы, кстати, правы. На самом деле смертью это было назвать сложно…
* * *
Если бы Кадиш мог – он бы, наверное, спрыгнул и убежал. Ну, хотя бы до ближайшего дерева, чтобы залезть на него и иметь достаточно свободы маневра в последующей дискуссии. Но сейчас силы были явственно не равны, и потому пришлось мысленно цыкнуть на замолотившее от ужаса сердце, попытавшись одновременно воззвать к разуму: если бы Темный хотел причинить зло – он бы причинил и раньше. Хотя, может, ему для этого требовалась удаленность от защищающего род Галеви дома и хранящихся в нем реликвий? Сомнения, сомнения…
Все это не укрылось от князя. Он снова улыбнулся, а потом посуровел:
– Ты ведь помнишь, что я давал клятву?
Пришлось кивнуть. Мужчина аккуратно посадил своего «пассажира» на крупный валун, а потом посмотрел на свои ладони, словно ища там правильные слова.
– Обещание, данное Иным перед Светом и Тьмой, нарушать нельзя. Это… чревато, – поморщился он, спрятав в итоге руки за спину. – Поэтому тебе не стоит бояться. Жизнь возвратится – ты и не успеешь заметить как. Идем, нам надо успеть до рассвета.
Ничего не оставалось, кроме как согласиться – и снова оказаться на руках Иного. Тот решительно направился в глубь пещеры, в паре шагов после входа прошептав что-то. В воздухе повис серебристый, ровно горящий огонек, и стало возможно различать детали. Жадные корни, тянущиеся к путникам с боков и сверху; осыпающуюся пахучими землепадами почву; бледные грибы, торчащие несвежими варениками из подгнившей листвы. Впрочем, вскоре и пол, и стены, и потолок сменились камнем, временами словно искрящимся в отраженном свете. Было жутковато, но красиво.
Шли долго, но не дольше, чем по земле. Временами пещера сужалась до лаза, в котором приходилось протискиваться боком или опускаться на корточки. Кадишу было ужасно неловко, что из-за него князю приходится так напрягаться и марать добротный, богатый контуш. Сам Анджей молчал, лишь периодически командуя: «На спину. На руки. Давай сам», – там, где спутнику предполагалось сменить способ передвижения.
Наконец они достигли цели. Грот, который раскинулся выше и шире всего, что попадалось на пути допрежь, был заполнен свисающими каменными сосульками, поблескивающими, когда волшебный огонек пролетал мимо. Где-то капала вода, было сыро и холодно. Галеви-младший поежился.
– Да, это здесь. – Иной снова опустил подростка на подходящий выступ, прошелся по свободному пространству ближе к середине грота, опустился на колени и зачем-то пощупал влажный пол. – Ну что, страшно?
Страшно было до икоты. Кадиш вдруг подумал, что зря он не взял с собой остатки хлеба – было бы что сунуть в зубы, изображая сосредоточенное жевание вместо разговора. Анджей подошел, сел перед ним на корточки и взял за запястья.
– Знаешь, и мне. Никогда такого раньше не делал. – Он неуместно хихикнул, и вот тут внук шойхета поверил: могущественный и древний Шонэ тоже боится. Почему-то от этой мысли стало легче. Мальчишка расправил плечи и, собравшись с силами и нахальством, слегка передразнил собеседника:
– Так ведь и я тоже…
Князь оторопел. Через мгновение оба они уже хохотали, легонько хлопая друг друга по плечам. Потом Анджей утер грязным большим пальцем выступившую слезу.
– А ты действительно молодец. Отличный из тебя получится… бескуд. Вот так и держись, парень. Так и держись, – он повторил это уже себе практически под нос, а потом снова взял Кадиша на руки. Тот глубоко вдохнул…
А выдохнул уже лежа на земле. Холод сразу же забрался ему между лопаток, втянулся в позвоночник, забурился под затылок. Иной, растянувшийся рядом, ухватил его за руку.
– Терпи. Надо.
Надо, повторил мысленно подросток. «Надо», – словно эхом отдалось от стен грота. «Надо», – сверкнул в темноте огонек, опустившись ближе. Сказанное вслух отдалось во всем мироздании, и природа вещей как будто устремилась исторгнуть слово обратно. От низкого, гудящего громыхания звук, поселившийся не то в камне, не то в голове Кадиша, постепенно перешел к мелкому рокоту, а потом и вовсе рассыпался на песчаный шелест…
И тут стало ясно, что шелестит все-таки не воспаленное воображение.
Со всех сторон к ним с князем тянулись, росли, ветвились тоненькие, словно из мутного стекла вылепленные трубочки. По ним будто струилась вода, то втягиваясь внутрь, то выбрасываясь наружу и тут же затвердевая. Некоторые из них уже почти доставали до ног, и удержаться от того, чтобы дернуться, не получилось.
– Спокойно, – донеслось сбоку. – Терпи. Надо.
Снова «надо». Кадиш постарался дышать медленно, не смотреть по сторонам, не думать о наползающем со всех сторон льдисто-каменном коконе. Холод начал сковывать, стягивать судорогами мышцы. Тут неожиданно помогла головная боль, снова дернувшаяся в висках. Пришлось зажмуриться, сделать несколько вдохов и выдохов, удержать тошноту…
Когда же парень проморгался, вокруг была только темнота. И затихающий, глохнущий шелест. Их с князем окончательно укрыло и погребло под растущей коркой.
И в этой темноте и тишине сознание начало отчебучивать и выкаблучиваться. Порывисто цепляясь за рукав молча лежащего рядом Анджея, внук шойхета вдруг начал видеть, слышать, осязать и обонять странное: далекие жаркие земли, и пески, и озеро, по берегам которого росли странные деревья с пучками широких листьев, похожих на папоротник, на макушке. В голове пронеслись слова: «ям Киннерет». Стоп, вспомнил Кадиш, это же из Писания!
Сам он будто сидел в лодке на корме, подозрительно знакомыми сильными руками выбирая закинутые в воду сети. На носу же трудился молодой мужчина, похожий на князя, словно брат. «Шимон», – услужливо подсказала новообретенная память.
Он снова отвернулся к воде – и вдруг спиной почувствовал чуждое. В лодке был еще кто-то. Нырнув в Сумрак – так вот это как! – он развернулся, оскалил клыки… И остолбенел.
Пылающая светом Пламени Неугасимого, Огня Творения, Искры Духа фигура была человеческой – но был ли это человек хоть когда-либо? Чтоб не ослепнуть, Кадиш прикрыл глаза рукой и услышал:
– Здравствуй, Адир. Как улов?
Свет погас, ладонь опустилась. Перед ним стоял невысокий, приятно улыбающийся мужчина в пыльных одеждах путника. Казалось, Сумрак был ему нипочем, не окутывая тело своей вязкой серой пеленой, а словно отступая от оного. Брат, которого пока не удалось уговорить подставить шею под укус, гостя не видел – все так же тянул невод в лодку. Внук шойхета, вернее, теперь уже рыбак и кровосос Адир, поморщился:
