Вичуха задрала клюв к небу и тонко заверещала – звала своих на помощь. Женя на мгновение прикрыл глаза и увидел этих «своих», вернувшихся на крышу. Исходящие от них разноцветные волны трепетали любопытством и… ужасом?
«Хотя какой я сталкер?» – апатично спросил себя он, поворачиваясь к вичухе боком. Левой ладонью подпер цевье, отставил правый локоть, как учил Сергеич, и тщательно прицелился. Вичуха продолжала вертеть уродливой кожистой головой. Евгений всадил короткую очередь под складчатое горло, ящерица опрокинулась на правый бок. Женя полоснул второй очередью в то же место, почти начисто оторвав вичухе голову. У гермоворот одобрительно зашумели, но слов было не разобрать. Ощущению цельности картины этого маленького мира, мира площади у станционного павильона, шум не помешал.
Женя встретился глазами с последним оставшимся на поверхности сталкером, нетерпеливо переминающимся у гермозатвора в ожидании, и понял, что пора возвращаться. Но теперь его отвлек возвышающийся неподалеку конус метра три высотой. Сергеич говорил, что это «муравейник», но живут ли в нем муравьи – не уточнял. Зато рассказывал, что по нему можно ходить, и поверхность пружинит под ногой, будто муравейник сделан из пористого сыра. Парень как раз решал, не сходить ли проверить насчет муравьев, когда стая мелких серых животных выбежала на середину площади и закружилась в хороводе.
«Крысы!» – обрадовался Женя старым знакомым.
Только это были не крысы. Существа были размером с некрупных поросят, без шерсти, и действительно напоминали крыс, но по мере приближения стало ясно, что это – мутировавшие собаки.
Евгений всмотрелся в круговерть невиданных им ранее животных и разглядел в этом движении смысл. Твари выталкивали из своего круга яростно огрызающуюся самку с детенышами.
Женя ухмыльнулся в маску и подошел ближе. Самка отвернулась от сородичей и, оскалившись, загородила детенышей от человека.
Стало видно, что обреченные на заклание звери покрыты белесыми язвами, из которых сочится гной.
«Да они больные!» – догадался парень.
Тратить патроны не хотелось. Он с удивившей его самого точностью ударил самку штыком, пригвоздив ее к земле. Штык автомата увяз в хрустнувших ребрах, пришлось извлекать его, упершись ногой в издыхающую тварь. Детенышей Женя затоптал сапогами…
В голове снова возникла и уже не пропадала цветоволновая картина мира. Евгений закрыл глаза и стоял так, не шевелясь и почти не дыша. Цвета мира, видимые только ему, искрились и переливались, словно осмелев после ухода людей. Вичухи занялись своими делами: вернулись к трупу пулеметчика, уволокли наверх и приступили к трапезе. Цвет их пиршества был ярко-красным и даже красивым, но туда смотреть Женя не хотел.
Ожил «муравейник». Один из его склонов, казавшийся золотистым, вытянулся длинным языком, накрыл ковром тело вичухи и запульсировал серебристыми брызгами, переваривая ее. Другой язычок, поменьше, деликатно обогнул стоящего человека и тронул останки крысоподобных собак, словно пробуя их на вкус. Этот желтый пористый язык муравейника был усеян крупными, разного размера дырками. Кончик его приподнялся и… посмотрел.
– Чего тебе? – спросил Женя.
Он не мог разглядеть ничего похожего на глаза, но ощутил внимательный взгляд. Видимо, смотрели дырки. Языки муравейника убрались к конусу, не оставив на земле ни вичухи, ни собак. Однако кусок, что был у ног парня, с хрустом отломился и ковриком улегся на асфальт.
Наступила тишина.
Женя пошел к гермоворотам, не обращая внимания на тянущийся за ним кровавый след. Он улыбался улыбкой человека, хорошо сделавшего свою работу.
Все еще держащий ворота открытыми сталкер почуял эту улыбку.
– Проходи!
Если раньше в его голосе звучало нетерпение, то теперь его сменил благоговейный ужас.
Евгений шагнул внутрь, и низкий потолок обрушился глухой тяжестью на лоб, сдавил мозг так, что дышать стало невозможно. Парень отпрянул назад. Упал снаружи, уткнулся лбом в покрытый изморозью асфальт. Заставил себя дышать мелко и часто, чтобы прийти в чувство. Рванул ворот комбеза, но тот не поддался.
– Полегче! Что с тобой?
Женя окинул взглядом двухметровую фигуру в чистом ОЗК.
– Дяденька Сергеич, плохо мне, в голове что-то щелкнуло, – запричитал юный сталкер. – Не получается войти, задыхаюсь.
Начальник Баррикадной проигнорировал фамильярное «Сергеич».
– Возьми меня за руку, давай вместе еще раз попробуем.
Парень послушался, уцепился за протянутую рукавицу, встал. Часовые на входе разглядывали его с любопытством. Пришлось набрать в грудь побольше воздуха и снова сделать шаг. Жаркое удушье легко выбило из легких остатки кислорода. Ноги подогнулись, и Женя повис на руке Сергеича.
– Что с тобой Женечка? – Дед теребил его за хобот противогаза. Мальчик лежал на спине, головой на его коленях. Сергеич сидел на табуретке спиной к прикрытой герме.
– Внутрь не могу… Не дышу там.
– Это у него от свежего воздуха? – с недоверием произнес Сергеич.
– Клаустрофобия? – предположил Дед.
– Горазд ты на словечки. Делать что будем?
– Врачу его показать!
– Акопяна на «Пятый год» вызвали.
Женя слушал разговор стариков и силился вспомнить станционного врача Оганеса Ваганыча. Они с Дедом не болели и никогда к тому не обращались.
– Сталкеры говорят, ты держался молодцом, вичуху завалил. Можно сказать, стал взрослым мужчиной, прошел обряд посвящения. А тут такое! Нам так нужны сталкеры!
– Инициация! – продолжил блистать эрудицией Максимыч.
Начальник Баррикадной что-то неодобрительно буркнул, перевел взгляд на Женю.
– Говорят, тебя звери не трогают!
Парень сполз с коленей Деда на землю, встал на четвереньки:
– Я вижу цвета!
– Правда? – обрадовался старик.
Женя легко вскочил на ноги:
– Они… звери… это… умирать ко мне идут… Чтобы я их того… кончил… Из милосердия. Никакой я не сталкер. И вичуха эта, и собаки – больные были.
– Как это называется? – Сергеич был уверен, что Дед найдет нужное слово, но все же уточнил: – Добивание. Из милосердия когда?
Тот выдержал взгляд начальника.
– Мизерикордия.
– Для кликухи длинновато, – начальник Баррикадной тоже встал. – Мизер? Это для блатных кличка. Корд – это пулемет такой. Да и какой ты пулемет? Мелковат для пулемета. Маленький, шустрый, незаметный. Как что?
Он снова обратился за помощью к Деду.
– Как стилет. Мизерикордом называли стилет, который прятали обычно в рукаве.
– Нормальный позывной. Нравится?
Женя поморщился, но противогаз скрыл от Сергеича гримасу.
