– И на кой мы живем? – вполголоса спросил Сергеич.
Евгений, наконец, обернулся посмотреть на Деда. Окровавленный крест опустел.
– Вознесся! – завизжал жрец. – Был нам мессия! Бог, бог не позволил свершиться суду неправедному! Отвел наши руки! В чистоте оставил, великим милосердием движим буде!
Вопли фанатика оборвали волшебство, заставили песнь затихнуть.
– Вот гад! На ходу переобулся, новую религию создает! – прошипел Лагутин и сплюнул.
Жрец тем временем бесцеремонно растолкал послушников и целенаправленно ввинтился в толпу. Женя с ужасом понял, что целью сектанта был он сам, собственной персоной: сталкер, чистильщик, пророк, мутант, метеоролог, да мало ли кто еще. Он, Женя.
– Он поведет нас! – проорал жрец, остановившись напротив. – Божьей милостью Палач! Скажи, куда нам идти?!
На губах его выступила пена, но глаза оставались предельно трезвыми и пронзительными.
– Не тупи, идиот, – сквозь зубы прошипел он.
– Я – не палач, – прошептал парень.
– Давай, сочини что-нибудь! – Мурат двинул сталкера плечом, и тот чуть не потерял сознание от боли. – Это твой шанс! Сейчас эти люди пойдут за тобой… Сейчас они за кем угодно пойдут!
Мысли Жени смешались: очевидно, уже мертвый Дед, потерянный реактор, шведский дирижабль, поезд на мосту, «Занимательная Греция» бабы Юли, пророчества Быка в зоопарке. Он молчал, потому что не знал, что сказать.
– Выдай хоть что-нибудь! – прошипел жрец.
Парень собрался, но не успел произнести ни слова: из туннеля послышалась стрельба, крики, и на станцию, минуя обломки блокпоста и тела погибших в коротком бою часовых Беговой, выкатилась дрезина с прицепом. С обеих площадок застрочили пулеметы, смели часовых. Разномастно одетые и вооруженные кто чем мужчины высыпали с открытой платформы и дали очередь по толпе.
– Бандиты! – люди завопили, толпа всколыхнулась, начиналась паника.
Боевики навели порядок быстро и без сантиментов. Не желавших разоружиться застрелили, раненых добили, толпу спрессовали тело к телу на зрительской половине зала. Давка нападавших не заботила. На половине с крестом остались только руководители с немногочисленными сопровождающими, жрец и Женя со своим необычным эскортом. Сюда же прикладами пригнали девушек.
– Какая удача! Накрыть три станции одним махом, – очень опрятный старичок в аккуратной, с иголочки, черной форме, подчеркивающей благородство его седин и серебряного шитья на кителе, оглядел высокопоставленных пленных.
От взгляда его почти прозрачных глаз веяло замогильным холодом. Это же Воробей с Автозаводской! Женя принялся искать глазами Цыгана и не нашел.
– Вот я и получил на старости лет свою империю! На форму не обращайте внимания! Одолжил у фашистов. Они решили, что я для Четвертого Рейха стараюсь. Дебилы!
Он на мгновение задумался, опустив глаза на сомкнутые на пухлом животике маленькие ладошки.
– Девушек я, пожалуй, оставлю себе. Все. Больше киношных сцен не будет.
Он всмотрелся в белое лицо Евгения.
– Тебя я, малец, помню. Цыган говорит, ты помог нам. Даже дважды. Что Автозаводскую нам не отдал – так и быть, прощаю! И патроны, так и быть, оставь себе. За тобой я пошел и выиграл! Эти три станции лучше. Только я в благородство играть не буду.
Главарь оценивающе глянул на окружавших Женю Макса, Лагутина и братьев Ежей, причмокнул губами и дал новокузнецким знак. Боссов Конфедерации прикладами погнали к гермоворотам.
Парень с удивившим его самого спокойствием наблюдал за расправой. Взмах руки, невнятная команда, заглушившая ее эхо автоматная очередь – и все закончилось.
Еще один взмах ручки старика – и внимание новокузнецких обратилось к толпе. Молодчики принялись выдергивать симпатичных женщин. Если мужчины пытались помешать, их выволакивали следом. Мужчин отделили, подвели к тем же воротам. Быстро и безжалостно: очередь, короткий вскрик и чей-то смех.
– Рабы нам не нужны! Только рабыни!
Лишь один человек остался рядом с новоявленным императором, остальные не удержались, пошли к толпе за добычей. На Женю бандиты не обратили внимания, но вдруг один из них остановился и переложил автомат в другую руку. Бритый затылок бугрился желваками, отражал мыслительный процесс. Наконец уголовник обернулся и вцепился мутным от ярости взглядом в лицо Лагутина.
– Вспомнил-таки, гаденыш, – усмехнулся следователь.
Бандит вопросительно посмотрел на босса и, получив одобрительный кивок, за шиворот потащил следователя к стенке.
«И на кой мы так живем?» – вспомнил Женя слова покойного ныне Сергеича, посмотрел в почерневшее от бессилия лицо Макса и спросил:
– Если не ты, то кто?
Максим с рычанием бросился на бритого, который волок Лагутина. Мурат молнией метнулся к последнему не забывшему о долге телохранителю. Давид, не отстав от брата, крепким ударом отправил в нокаут старика-императора, который самонадеянно не носил оружия. Его владычество продлилось всего несколько минут.
Евгений обессилел и закрыл глаза, ощущая, как промокает закрывающая рану повязка, но близкие выстрелы привели его в чувство. Завладев двумя автоматами, его спутники короткими, точными очередями срезали пулеметчиков, оставшихся на дрезине.
«До чего люди становятся беспечными, почувствовав себя победителями», – думал парень, наблюдая за перипетиями нового переворота. Где же Цыган?
Мурат и Макс выбили всех, до кого дотянулись, Давид завладел пулеметом и дал очередь поверх толпы, собравшейся линчевать уцелевших агрессоров.
– Не сметь убивать! Всех ублюдков сюда! – проорал он.
Избитых и обезоруженных бандитов вытолкнули вперед, к той самой стене.
– А теперь – император! – крикнул Женя.
Воробья подняли, надавали оплеух и пинками проводили к подданным. Он жалко мотал головой, похоже, не до конца придя в себя, но его не пожалели. Аккуратно переступив через тело жреца в балахоне, калиф на час занял место у стенки. Бандиты встали рядом, плечо к плечу, пощады никто не просил и не ждал.
Евгений твердо взглянул в глаза Мурата, черные, чернее ночи на побледневшем лице, и махнул рукой. Новая порция свинца, новая партия тел у стены – все просто. Все настолько просто…
– Проверьте, они должны были оставить дозор в туннеле.
Максим с автоматом наперевес метнулся выполнять команду.
А Женя, с трудом переставляя ноги, выбрался на середину зала. Толпа загудела, заволновалась, передавая друг другу: «Он, тот самый, он!»
Евгений поднял руку, и наступила тишина, как после пения девушек, но тяжелее, тревожнее. Вождь поневоле смотрел в лица людей и молчал. Он думал о том, что они все успели пережить за последние полчаса: опьянение вакханалией смерти, высшее духовное просветление, зарождение новой религии, государственный переворот, безжалостную расправу над теми, в кого они столько лет верили и за кем шли, гибель лучших бойцов. Пора, ох как пора было что-то сказать.
