– Тогда какое имя, по-вашему, мне бы подошло?
Я снова оказалась поймана его гипнотизирующим взглядом. Не в силах отвести глаза, безвольно наблюдала, как он сделал глоток вина, поставил бокал на место и взялся за приборы, но есть не продолжил, предпочитая смотреть на меня, словно мысленно подбирая подходящее обращение.
– Хотя бы – Мила. Давай, я буду звать тебя «милая»? Ты не против?
Он вдруг «отпустил», снова переключив внимание на содержимое своей тарелки, которое стремительно таяло, и я смогла выдохнуть.
– Полагаю, вы можете звать меня так, как вам захочется, – заметила я, не сумев скрыть горечь. – Не думаю, что мои желания имеют значение.
– Пожалуй, нет, – легко согласился генерал. И язвительно добавил: – Но я дал тебе возможность сделать вид, что это твое решение. Я ведь сама деликатность, как ты верно заметила. Твое право не воспользоваться такой возможностью. Почему ты не ешь? Не голодна? Не нравятся закуски? Я могу попросить подать тебе что-нибудь другое.
– Нет, я… – от резкой смены темы я слегка растерялась, но постаралась побыстрее взять себя в руки и не мямлить. Я очень хорошо знала, как сильно это раздражает мужчин. – Просто я не привыкла… так держать приборы.
– Держи их как тебе удобно, – отмахнулся Шелтер. – Я не умру от ужаса, если ты не станешь соблюдать светский этикет. Я солдат, если ты не забыла. Временами мне приходится есть вообще руками, так что ты меня ничем не удивишь.
– Да? Хорошо…
Я с облегчением отложила нож и взяла вилку в правую руку, после чего дело пошло веселее. Только положив в рот первый кусочек еды, я поняла, как сильно проголодалась. А закуски, прямо скажем, оказались вкуснее всего, что мне когда-либо доводилось пробовать.
– Надеюсь, ты не в обиде на меня и Морана за тот маленький спектакль, что мы разыграли тогда, – снова заговорил генерал, когда я успела подчистить половину содержимого тарелки.
Я едва не поперхнулась: ему опять удалось меня удивить.
– Не сочтите за дерзость, господин генерал, – в приступе отчаянной храбрости ответила я, – но у меня есть куда более серьезные поводы обижаться на вас.
Слова прозвучали грубо, но моей смелости опять не хватило на то, чтобы посмотреть на него.
– Справедливо.
Судя по тону ответа, генерал не оскорбился. И это вдохновило меня на встречный вопрос:
– Скажите, к чему все это было? Зачем вы заходили тогда ко мне? Что вы вообще делали в Оринграде?
– Разведывали обстановку. Я всегда так делаю, прежде чем куда-то вторгнуться.
Он сказал это так легко, словно речь шла об изучении ассортимента нескольких лавок, прежде чем сделать покупку.
– У вас разве нет для разведки специально обученных людей? – удивилась я. – Шпионов.
– Есть, но иногда полезно на все посмотреть самому. Послушать разговоры, пообщаться с местными жителями. Просто подышать воздухом. Я ведь стихийник, как ты верно заметила в лесу. Чаще всего маги с моим даром ограничиваются использованием силы стихий, потому что это самое простое: зажечь огонь, призвать порыв ветра, начать дождь или тряхнуть землю. Слушать стихии и общаться с ними сложнее, но гораздо интереснее. И полезнее.
Из всей его речи я зацепилась за фразу «пообщаться с местными». А ведь они тогда спрашивали меня про Ниланд. И я, дурочка, выложила им все, что слышала сама. Не потому ли Магистрат в конце концов напал на Сиран и пришел к нам? От этой мысли я вновь похолодела внутри, а все проглоченное вдруг запросилось наружу.
– Ты себя переоцениваешь, – тихо возразил Шелтер моим мыслям. Правда он их читает, что ли? – Поверь, ты не сказала нам ничего такого, чего бы мы уже не знали. Меня удивило, что девица, чья жизнь ограничивается маленьким кафе со сладостями, способна рассуждать о политике, да еще так здраво, но не более того. На самом деле на тот момент мы уже побывали и в Ниланде, и даже в Сиране. Мне было понятно, что объявление войны Ниланду закончится вмешательством Сирана. Не то что бы им это помогло… Просто, кампания длилась бы в два раза дольше, и я потерял бы гораздо больше солдат. Я решил, что нужно вбить между ними клин или убедить одну из сторон не помогать другой. В Ниланде монархия, поэтому с ними договориться казалось проще. Когда правит кто-то один, остается только найти его слабое место. В Сиране правит парламент, решения принимаются большинством голосов, а значит, и воздействовать пришлось бы на большое количество людей. Что дольше, дороже и менее надежно. Из этого следовало, что договариваться нужно с Ниландом, но у Сирана нет выхода к морю, а нам нужен был именно он. Тогда я узнал про Оринград, и мы с Мораном отправились к вам. Посмотреть, станете ли вы проблемой.
Я кивнула в знак понимания. Да, конечно, проблемой мы стать не могли.
– Но зачем вы пришли в мое кафе?
– Мы на самом деле немного сбились с пути, – признался генерал, и в голосе его промелькнуло недовольство. – Знаешь, при обращении к стихиям порой случаются неприятные… м-м-м… обратки, так мы это называем.
– Мы?
– Маги. Я самоучка и не член ложи, но все равно отношу себя к магам. Пусть я учился пользоваться даром больше на практике, теорию потом тоже изучил. Так вот, порой стихии… как будто злятся на тебя, понимаешь? Ту метель, вероятно, я же своими изысканиями и спровоцировал. Вот мы и заблудились.
Я снова кивнула. За неожиданно откровенной беседой моя тарелка незаметно опустела, и лакей унес ее, после чего подал следующее блюдо, на этот раз горячее. Вместе с грязной тарелкой исчезла и первая пара приборов. Посмотрев на оставшиеся, я вдруг подумала, что они словно отсчитывают время до окончания ужина и того, что непременно последует за ним. От этой мысли в животе снова неприятно заныло.
Не знаю, заметил ли генерал перемену в моем настроении, но продолжать беседу не стал.
При нашем обоюдном молчании второе блюдо сменило третье. И если от второго я еще смогла съесть почти половину, то третье только поковыряла для вида. То ли наелась, то ли аппетит пропал. От десерта и вовсе отказалась, что все-таки заставило генерала прокомментировать:
– Странно, я был уверен, что ты сладкое любишь. В отличие от меня.
– Люблю, – не стала спорить я, глядя на стол перед собой. – Просто сейчас не хочу. А почему вы не любите сладкое? Разве сладкое можно не любить?
– Я предпочитаю другие удовольствия.
Он сказал это таким тоном, что мои руки, лежащие на коленях, непроизвольно сжались в кулаки. Я с трудом проглотила вставший в горле ком, предполагая, что вот сейчас он и отведет меня в свою комнату, чтобы получить причитающееся ему со вчерашнего дня «удовольствие». Или он предпочтет пойти со мной в мою?
Я по-прежнему не смотрела на генерала, но услышала, как шаркнули по полу ножки отодвигаемого стула, когда он встал. Генерал медленно направился ко мне, каждый его шаг отдавался в моей груди болезненным трепыханием сердца. Наконец он остановился рядом, его пальцы коснулись моего подбородка. Почти как тогда, на лесной дороге. Он вновь заставил поднять голову и посмотреть на него. Что я и сделала, но из-за навернувшихся слез лицо Шелтера оказалось размыто.
