– Кто? Кто это был?
– А? – с трудом оторвал голову от её свитера умирающий.
– Как это случилось? Кто это? Что это? – глупо, уже в полном, абсолютном отчаянье повторяла она.
– Томатный сок это, – над самым ухом негромко, явно боясь её испугать, сказал Сергей.
Но даже этих тихих слов хватило для того, чтобы она подскочила, как ужаленная, и совершенно сумасшедшими глазами воззрилась на него, присевшего рядом на корточки.
– Сок? Что сок?! Слава богу, ты приехал! Срочно вызывай «Скорую», – увидев Ясеня, она, наконец, смогла говорить громче и почти закричала: – Он ранен! Он кровью истекает!
– Тихо-тихо. Это не кровь, Лёль. Я сначала тоже так подумал. Ты принюхайся, у тебя же нос лучше моего в сто раз.
Она послушно вдохнула воздух: к обычным запахам лестницы не самого чистого подъезда примешивался сильный, другой…
– Не кровь… – начиная понимать, пролепетала она. – Сок. Томатный сок.
Сергей кивнул:
– Именно… Дядь Борь, эй, вставай! – он довольно непочтительно потряс соседа. Тот заворчал и перевернулся с живота на спину. Там, где он только что лежал, Ясень с Лёлькой увидели сплющенный в блинчик двухлитровый зелёный пакет с нарисованными неестественно алыми помидорами. Рядом перекатывалась в красной луже совершенно целая бутылка водки.
Ольга решительно задрала насквозь пропитавшийся соком свитер соседа и, ошалев от счастья, потыкала ему испачканными красными пальцами во впалый живот, рёбра и совершенно целую грудную клетку.
– Сок! Господи, сок! А я-то! Я-то!..
– Чуть не умерла от страха, – с пониманием кивнул Сергей. – Давай-ка, пока я здесь буду вытирать следы этого кровавого побоища, – он быстро подвинул соседа подальше от двери и принёс из квартиры тряпку и тазик, – ты мне расскажи, что произошло.
Ольга, всхлипывая и ругаясь попеременно, живописала ему трагедию, разворачивающуюся на лестничной клетке десятью минутами ранее. Сергей кивал, любовно и жалостливо глядя на неё, гладил её по руке и убедительно ужасался именно там, где ей самой было особенно страшно. Она благодарно взглянула на него и подумала, что вот этого понимания и умения сочувствовать, не поучая, ей так не хватало все эти девять лет.
– Бедная моя, мудрено было не испугаться. Здесь темновато, а сок и вправду похож на кровь. Я тоже сначала чуть было не хлопнулся оземь по соседству с дядей Борей.
– Если это сок, то совсем не понятно, что тут наш красавец вытворял? – спросила Ольга. Ей казалось, что её умный и проницательный бывший и будущий муж в одном флаконе сможет сразу всё объяснить.
– Трудно сказать, могу только предположить. Как ты думаешь, наш герой фильма ужасов сможет что-то внятное сказать, когда очухается?
– Тут не угадаешь. Иногда он вполне адекватен. А иногда ничегошеньки не помнит.
– Ну, тогда будем предполагать. Я так понимаю, что сосед наш драгоценный шёл к нам выпить за встречу после долгой разлуки. Возможно, услышал, что мы приехали, и решил по-соседски зайти. С собой прихватил бутылку водки и початый пакет сока. Так было, дядь Борь? – обратился он к не подающему признаки жизни соседу и, откупорив чудом уцелевшую бутылку, приставил горлышко к носу «умирающего».
Тот пару раз глубоко вздохнул, неожиданно завозился и, с трудом, однако гордо отказавшись от всякой помощи, сел, привалившись спиной к выкрашенной мало подходящим для подъезда жилого дома тёмно-синим цветом стене. Мутным, но постепенно фокусирующимся взглядом, обвёл представшую его не слишком трезвому взору картину. Глядя на него, Ольга вспомнила про чашки с проявляющимся от горячей воды рисунком. Пусто в чашке или налито что-то холодное – виден только тёмный фон. Заполнишь её горячим, и постепенно светлеет картинка, проявляется рисунок. Вот так и дядя Боря медленно, но верно смог оценить масштаб произошедшего и уныло констатировал:
– Всё пропало, – потом он с болью в голосе обвиняющее заметил:
– Я ж просил помочь, говорил, что сил моих больше нет.
– С чем помочь? Для чего сил нет?
– Бутылку и пакет держать! Мне неудобно было: я ещё закусь нёс. – Он оглянулся, встал на четвереньки и, довольно шустро шевеля конечностями, поднял с пола раскатившиеся по углам батон сырокопчёной колбасы, пару яиц и солёные огурцы в пакетике. Ничего этого Ольга, испуганная до мурашек, раньше и не заметила.
Ругая себя за ненаблюдательность, она мягко уточнила:
– Дядь Борь, а ты чего себя так странно вёл? Что хрипел, на нашу дверь лез и заявлял, что «всё, конец»?
– Так говорю же я! У меня сил не было всё держать. Я водку в одной руке держал, закусь по карманам рассовал и частично так нёс, в охапке. Сок пришлось подбородком прижимать. Он всё норовил выскользнуть. Неудобно очень. Вот я и просил помочь.
– Ну-ка, – Сергей встал и помог подняться Ольге с соседом. Причём последнего пришлось тащить буквально за шиворот, – покажи-ка нам, дядь Борь, как ты всё держал. Проведём, так сказать, следственный эксперимент.
В следующие несколько минут при активной помощи Ясеня и Ольги сосед смог воссоздать картину своего прихода в гости. Он стоял перед ними в растянутом трико, старом свитере, весь перемазанный соком. В левой руке держал чудом уцелевшую бутылку водки, снова с закрученной крышкой. Из карманов завлекательно торчали колбаса и пакет с солёными огурцами, в правой руке уместились два яйца с покрытой мелкой сеткой трещин скорлупой.
– Сока только нет, – со страданием в голосе сказал дядя Боря. Ольга метнулась на кухню и принесла из холодильника пакет молока.
– Сойдёт, только я двухлитровый нёс, – задумчиво протянул сосед, – но сойдёт.
Ольга поднесла к нему пакет, и дядя Боря прижал его подбородком к основанию тощей шейки. Лицо у него при этом стало то самое, перекошенное смертной мукой, что почти до обморока довело Ольгу, смотревшую в глазок. Пошатываясь, сосед подошёл к двери. Рукой с бутылкой водки нажал на звонок, сильно пострадавший при пожаре, но, как ни удивительно, исправно издававший положенные звуки. Потом надавил на останки кнопки ещё раз. Ольга с интересом наблюдала за ним, сама не понимая, что её так напугало пятнадцать минут назад.
– Теперь давай текст, дядь Борь! – скомандовал развеселившийся Ясень. – Чтоб у Лёльки больше сомнений не осталось!
– Ага, – с пониманием прохрипел тот, – ща! Только это, ваш пакет не открыт, а в моём уже уголок был срезан. Оль, давай-ка, метнись за ножницами для чистоты эксперимента!
– Может, не надо?
– Неси, говорю!
Уголок пакета отрезали, и дядя Боря снова встал на исходную позицию у двери. Два раза прозвенел звонок. Сосед, на глазах вживающийся в роль, застонал:
– Ольга, помоги! Да помоги ж ты мне, Ольга! Серёга, на помощь! Сил моих больше нет…
Тут из пакета, прижимаемого подбородком, стало подтекать молоко. Оно лилось страдальцу за шиворот, намокший пакет начал выскальзывать. Дядя Боря, пытаясь не уронить ничего, стал хватать его руками, в которых были водка и яйца.
