– Это был мой мотоцикл, – мёртво проговорил он.
– Что?! Как это твой? Ты бредишь?
– Да нет, Лёль, – силы покинули его, и он сел прямо на мокрую холодную траву. Она тут же примостилась рядом и с тревогой заглянула ему в глаза.
– Что нет? Как это нет?
– Нет, я не брежу. Этот мотоцикл – мой.
– Как ты мог его узнать в потёмках, да ещё когда фара била в лицо?
– Я купил его неделю назад. Новенький чёрный спортбайк «БМВ». А Рябина сказал, что он мне его распишет. Ну, аэрографию сделает. Я тоже могу, но мне до него далеко, он лучший в Москве спец. А может, и во всей стране. Я круче него не знаю… Ну и вот, он спросил, чего я хочу. Мне захотелось ночной пейзаж с луной, которая бы светилась. Есть такие краски. Он сделал, получилось что-то невероятное. Тьма, полная луна, звёзды и чуть посеребрённая их светом земля. Днём посмотришь: красиво, но ничего особенного, а ночью светится… Ну, как собака Баскервилей примерно, – он засмеялся, и Лёлька, всё ещё не верившая в реальность их спасения, облегчённо выдохнула, смеётся, значит, точно жив.
– Но я ещё мотик не забрал. Мы часто наши агрегаты на работе оставляем. У нас отапливаемые боксы, охрана… А сегодня кто-то на нём хотел нас убить. Я рисунок увидел. Это точно он, мой мотоцикл. Второго такого нет. Это Пашкин принцип: он не делает дублей.
– Я рисунок не заметила. От страха, наверное. Я только фару видела, и всё… Послушай, но это же бред какой-то. Кто мог хотеть нас убить?
– Твой Павел Павлинин, – пожал плечами Сергей.
– Он не мой. И его увёз Иван Николаевич.
– Да я тоже ничего не понимаю, не сердись, это я так, отхожу. Не каждый день нас давят, правда?
– Серёж, что делать-то будем, а? – она всегда была такая… деятельная. Он помнил это, и ему это страшно в ней нравилось. В самые трудные моменты она не складывала лапки, а боролась до последнего. Другая бы села в уголочек и рыдала. А Лёлька, его Лёлька… Нет, ну, она тоже плакала, конечно, она же женщина, а не бронетранспортёр. Но недолго, совсем чуть-чуть плакала. А потом решительно вытирала слёзы и гордо вскидывала подбородок. Один раз только она почему-то сдалась. И он сдался вслед за ней. Слабак! Именно этот раз стоил жизни им и их маленькому ребёнку. Мальчику или девочке. Только вот ему и Лёльке Господь дал второй шанс. А они своему собственному, родному, крошечному человечку этого самого шанса не дали.
Сергей снова стиснул Лёльку и глухо сказал:
– Жить будем. Нам помирать нельзя. Мы ещё долги не отработали.
Она отстранилась и внимательно посмотрела на него. В глазах засветилось понимание:
– Будем.
– Пошли домой, – он встал и подал ей грязную ладонь, – мы опять мокрые насквозь, что о нас подумает бабушка?
Бабушка, увидев утром их сырые, развешенные на верёвках джинсы и свитера, даже если и подумала что-то, то ничего не сказала. Они встали поздно, долго уминали тончайшие кружевные блины с яблочным вареньем и пили чай с мятой. Потом Сергей помог Ольге убрать со стола и скомандовал:
– А теперь поехали.
– Куда?
– Будем ловить нашего мотоциклиста.
– И я с тобой?
– А как же. Я теперь без тебя никуда. Буду отдавать долги. И тебе тоже. Или ты не хочешь?
– Ещё как хочу!
– Вы что, ночевать не приедете? – всполошилась бабушка.
– Не знаем ещё, бабуль. Если в десять нас не будет, то не ждите. В Москве переночуем. Но завтра вернёмся, непременно.
– Ох, непоседы! Всё вам на месте не сидится.
– Мы к свадьбе готовимся, бабуль, – в момент примирил её с действительностью хитрый Сергей.
– А, ну это дело нужное, – заулыбалась она. Но из дому без увесистого свёртка с провиантом их не выпустила, чем очень угодила гурману Ясеню.
– Куда мы едем? – спросила Ольга, когда они уже проезжали через Балашиху.
– Ко мне на работу. Начнём плясать оттуда, а там посмотрим.
– Ты хочешь узнать, на месте ли мотик и как его могли взять?
– Именно. Как и кто. Понять бы ещё, за что. Кому мы что сделали?
– Или ты один.
– Да. И это тоже вариант. Я утром проснулся и всё лежал и думал. Никак не могу понять, кому мог так насолить. Кроме чу́дного юноши Павла Павлинина никто больше в голову не лезет. Но тот был нейтрализован… Может, это дядя Боря за то, что мы не оценили его широкий жест с «Кровавой Мери»?
– Или за то, что не рукоплескали, когда он блистал в роли самого себя во время следственного эксперимента?
– Неплохая версия, кстати.
– Ты думаешь?
– А что? Вполне жизнеспособная. Так и вижу, как под покровом ночи дядя Боря в линялых, вытянутых на коленях трениках лезет через кованый забор нашей конторы. В руках его монтировка, при помощи которой он планирует завести мотоцикл.
– А на голове чёрные колготки тёти Зины!
– Точно! Штопанные в трёх местах красными нитками.
Они посмотрели друг на друга, не выдержали и расхохотались.
– Действительно, шикарная версия.
– Согласен, особенно если учесть, что других нет и не предвидится.
К «Авто&мотошику» они подъехали часа в три дня. О вчерашнем дожде напоминали только огромные лужи. Солнце светило так празднично, так многообещающе, точно перепутало конец сентября с маем. Лёлька в молочного цвета длинном шерстяном платье и в светлых же ботиночках на каблуках была хороша неимоверно. Сергей засмотрелся на неё, улыбаясь блаженной улыбкой.
– Ты что? – спросила она кокетливо, зная, впрочем, ответ.
– И это всё моё?! – восхищённо выдохнул он.
– Твоё, но не всё.
– Как?!
– Ну, как минимум платье и ботинки точно мои. Сумку могу тебе подарить, конечно. А вот платье, извини, – она сожалеюще вздохнула, – не налезет. А ботинки будут в коленях жать…
Сергей загоготал в голос и притянул её к себе, потёрся носом о нежный висок и застонал:
– Лёлька, как я без тебя жил? Как я не помер-то? Я ж даже ни о чём думать не могу без тебя… Слушай, нам необходимо заключить брачный контракт!
– Что? – аж задохнулась она. Голубые глаза её потемнели, в них плеснулось страшное разочарование. – Ты шутишь, что ли?
– Нет. Ничуть. Заключим. И первым пунктом пропишем такой:
«Я, Ясенева Ольга Александровна, торжественно клянусь любить моего мужа Ясенева Сергея Николаевича до конца наших дней на этой земле и вечно за последней чертой. А также обязуюсь не умереть раньше его…» Лёль, я без тебя жить не могу, Лёль! – жалобно закончил он. – Как же я влип-то так?!
– Я тоже влипла, Серёж, – ласково засмеялась она, – ты меня своими шуточками до инфаркта доведёшь. И я свои обязательства выполнить не смогу по объективной причине.
