— Качество ответов определяю я. Никаких возражений и споров не допускается. Жаловаться можно потом в штаб. Даю двадцать минут на подготовку и обсуждение.
Голос его звучал крепко, фразы были короткие и решительные. Вообще Лелька почувствовала, что он стал какой-то крепкий.
Лелька со своим взводом ушла шагов за тридцать, на другую полянку за кустами. Расселись, разлеглись. Опять, волнуясь, перелистывали книжки. Лелька, стоя на коленях, опять отвечала на вопросы и давала разъяснения.
Катя Чистякова, закройщица передов, торопливо спрашивала:
— Скажи скорей, что такая за штука контрактация. Юрка взволнованно курил папиросу за папиросой, острил и смеялся, сверкая зубами. Вдруг вспомнил, — к Лельке.
— Слушай, скажи, — что нужно возразить Фрумкину на его утверждение, что у крестьянского труда нет этой… Как ее? Ну, ты знаешь.
— Перспективы?
— Да, да!
— Вот что. Запомни, это очень важно…
И Лелька втолковывала Юрке, что нужно возразить Фрумкину.
Парни и многие девчата от волнения непрерывно курили. Высокая девушка в черном платье и алом платочке, галошница Лида Асташова, сказала:
— Бросьте курить! Культурная революция, а они курят! И ты тоже!
Она сбросила кепку с Шурки Щурова.
— Эй, эй, ты! Гадючка в красном платке!
Высокий парень крутил руки смуглой дивчине с черными, блестящими глазами.
— Чего так волнуешься, дурак? Все платье мне порвал. Гражданин, прекратите!
Юрка вытянулся на траве, лицом кверху.
— Ой, считайте меня уже сейчас убитым! Шурка, накрой меня моим боевым плащом! Из-за кустов донеслось:
— Товарищи! Бой начинается!
Вскочили, смеясь и остря. На пне, с листом бумаги и карандашом в руках, сидел Черновалов, подле него Бася и толстый из райкома. По обе стороны Черновалова, лицом к противнику, расселись сражающиеся взводы. Во главе первого сидел Оська, во главе второго — Лелька. Вокруг кольцом теснилась публика.
Черновалов скомандовал:
— Первый взвод, начинай! Задавай вопрос. Задали такой:
— На каком месте по окончании пятилетки будет стоять СССР по добыче угля и чугуна?
Лелька быстро оглядела своих, прочла в глазах Кати Чистяковой, что та готова ответить.
— Катя, отвечай!
— По углю на третьем месте, по чугуну — на четвертом. — На той стороне раздались смешки.
— На-о-бо-рот!
Катя страдальчески сконфузилась.
— Ах, господи! Перепутала!
— Господь тут ни при чем, кстати, его даже и не существует. Судья объявил:
— Ранена.
И сделал отметку на листе.
Спрашивали: на сколько вырастет за пятилетку наш транспорт, сколько миллиардов киловатт-часов будет давать страна в конце пятилетки. Девушка из отряда Оськи ответила, серьезно глядя:
— К концу пятилетки Союз наш дал двадцать три миллиарда киловатт-часов.
Черновалов улыбнулся.
— «Дал»… Погоди еще: «даст».
— Да, да! Даст!
Задали еще несколько подобных вопросов. Черновалов поморщился, почесал переносицу и сказал:
— Товарищи, все это, конечно, хорошо, но ведь цифры запоминать — дело памяти. А главная задача политбоя — выявить политическое понимание участников, уяснение ими себе задач пятилетки, ее путей. Не будет ли вопросов пошире?
Лелька перешепнулась с Лизой Бровкиной. Лиза задала вопрос:
— Какой основной смысл пятилетнего плана? Оська взглянул на Ведерникова.
— Афонька, отвечай!
Ведерников смутился и сказал сурово:
— Не понимаю вопроса.
Лелька мягко и предупредительно стала объяснять:
— Что будет от осуществления пятилетки, — просто, скажем, получится увеличение продукции во столько-то раз, или ее осуществление будет иметь более широкое значение?
— Ага! — Ведерников откашлялся, — Значит, первое: из аграр-но-индустриальной страны — в индустриально-аграрную переделается. Вот! А потом еще. Главный смысл, понимашь, — мы тогда докажем капиталистическим странам, какая у нас силища, — значит, у государства, так сказать, которое есть социалистическое.
Ребята из вражеского взвода засмеялись.
— Что за «силища»?.. Ха-ха! Уби-ит!
Ведерников самолюбиво вспыхнул. Черновалов сказал веско:
— Остался в строю… Следующий вопрос.
Следующий вопрос Лелькину взводу был: какие трудности встретятся нам при осуществлении пятилетки? Лелька сказала:
— Юрка!
Юрка подумал, потом, путаясь, начал:
— Несознательность рабочих, если будут, значит, мало помогать. Это одно.
— Второе?
Юрка сверкнул улыбкой.
— Подождите, подождите, дайте подумать! Да! Главное, значит, что трудно будет с орудиями производства, капиталистические страны будут мало помогать, то есть, значит, мало будут стараться прийти на помощь. А у нас у самих, — он сморщился, припоминая трудное слово, — у нас… технико-экономическая отсталость страны.
Черновалов спросил:
— Всё?
Юрка подумал и ответил:
— Всё.
Ведерников нетерпеливо вмешался:
— А внутри партии правые — не дают, что ли, трудностей?
— Товарищ, не вмешивайтесь… Ранен.
— Ага!
— Ступай на перевязку! — засмеялся Шурка Щуров и за ноги потащил лежащего Юрку в кусты к Камышову. Оська, хитро улыбаясь, задал вопрос:
— Какие изменения в план пятилетки внесли Совнарком и ВЦИК?
Черновалов сурово оборвал:
— Холостой выстрел.
— А-а, кружковод! А еще начальник взвода!
— Эй, холостой! Надо тебя женить!
Бой разгорался. Падали убитые и раненые. Лелька руководила своим взводом, назначала отвечать тому, кто, думала, лучше ответит. А украдкою все время наблюдала за Ведерниковым во вражеском взводе. Она было позвала его в свой отряд, но Ведерников холодно ответил, что пойдет к Оське, и сейчас же от нее отвернулся. И теперь, с сосущей болью, Лелька поглядывала на его профиль с тонкими, поджатыми губами и ревниво отмечала себе, что вот с другими девчатами он шутит, пересмеивается…
Из Лелькина отряда задал вопрос татарин Гассан в зеленой тюбетейке:
— Что будет с кулаками, когда колхозы охватят все сельское хозяйство?
Оська кивнул беловолосой дивчине с наивно поднятыми бровками. Она сказала:
