Данте уложился в несколько десятков секунд. Судя по его виду, это был самый счастливый день для него за последние несколько месяцев.
27
Родители Джонатана проявили понимание.
– Ты оказался недостойным ее, – сказала мать.
Грили, стоя под дождем в стильном оранжевом костюме, пожал руку Джонатану и сказал: «Лучше поздно, чем никогда». От Грили эти слова звучали, как пророчество дельфийского оракула.
Через полчаса Макс, Джонатан и Джеймс сидели под уличным тентом бара на Флэтбуш-авеню, пили пиво и чего покрепче и вспоминали старые добрые времена. Собаки лежали под столом и лакомились сэндвичами. Макс все время смотрел на Джонатана и улыбался.
– Ты теперь каждый день будешь просыпаться и понимать, какой опасности ты избежал.
– Согласен, – сказал Джеймс.
– Ну да, наверное, – согласился Джонатан.
– Никаких «наверное». Боже мой, даже Грили и Уэс были против свадьбы. А им на тебя по барабану.
– По барабану? И Грили?
– По полбарабана.
– Отличная новость.
– Джей, дружище, забудь. Мы тебя любим до смерти. А сегодня мы словно воскресение Лазаря лицезрели своими глазами. Выпей еще пива. Джеймс, как там жизнь в Дубае?
– Для инженера там хорошо. Но я скучаю по семье.
Джонатан уже готов был испытать приятное смущение в связи с этим признанием, но увидел, что брат смотрит на Данте и Сисси. Семьей он называл собак. Джонатана охватила паника. Как же он их ему отдаст?
Макс посмотрел на Джеймса с Джонатаном и перевел взгляд на собак.
– Ну и дела. А вы уже обо всем договорились? А то у вас тут наклевывается спор из-за опеки над детьми.
Братья старались не встречаться глазами.
– Ты же не можешь повезти их в Дубай, – сказал Джонатан. – Там ужасная политическая ситуация. И до сих пор узаконен рабский труд. Мусульмане собак не любят. Плюс там жарко, как в аду. Данте и Сисси этого не перенесут.
– А я, значит, перенесу, да? – Джеймс бросил в Джонатана пустой банкой из-под пива.
– Были бы они детьми, – сказал Макс, открывая новую банку. – Тогда у нас был бы готовый бестселлер. Ну, или хотя бы история для «Часа суда».
На Джонатана было жалко смотреть.
– Давайте не будем сейчас об этом говорить? У меня и без того достаточно ужасный день.
– Лучший день в твоей жизни. Вот увидишь, – и Макс поднял бутылку, произнося тост. – Девяносто девять процентов всех случаев отвержения – это когда человек, которого ты любишь намного меньше, чем тебе кажется, говорит тебе то, что ты и сам должен знать.
– Правда, что ли? – закатил глаза Джонатан.
– Правда, – без тени улыбки подтвердил Макс.
– И когда же ты так поумнел?
– Ночами учился, – усмехнулся Макс.
Джеймс обнял брата.
– По крайней мере, ты снова можешь говорить. Это обязательно пригодится в жизни.
Джонатан кивнул. От смеси крепкого алкоголя и резких виражей стресса его начало мутить. Джеймс и Макс остановили такси и поехали домой к Джонатану. По пути они остановились купить бутылку «Jack Daniels» и дюжину пива, чтобы продолжить разговор, начавшийся еще десять лет назад, – про отверженность, мудрость, секс, женщин и жизнь. Дома Джонатан сбросил с себя дизайнерский шоколадный костюм и рухнул в постель. Прежде чем закрыть глаза, он повернулся к Данте.
– Скажи мне одну вещь, ты, жалкий негодяй. А теперь что будет с твоими отношениями с собакой доктора Марка? Ты на самом деле что-то к ней чувствуешь, Данте? Потому что, на мой взгляд, это не так. Я вообще не могу себе представить, как тебе мог понравиться немецкий короткошерстный пойнтер. Не отворачивайся. Как это возможно? Ты на самом деле хотел закрутить с этой гламурной собакой? Да у нее же наверняка даже чувства юмора нет. Не молчи, расскажи мне. Ты все подстроил, да ведь? Ты хотел развалить наши отношения? Разбить мне сердце? Тебе ведь хозяин собаки нужен был, а не сама собака. Немецкий короткошерстный пойнтер, Данте? Ты, видимо, решил, что я вчера родился, – он немного задумался. – И вообще, почему ты стал сводить с кем-то именно Джули? Если тебе не нравились наши отношения, нашел бы мне кого-нибудь. Я не знаю – какого-нибудь нейрохирурга или судью Верховного суда. Ты должен быть на моей стороне, о моем счастье должен думать. Плохой пес.
Но и Данте, и Сисси, и Джонатан понимали, что на самом деле он не сердится, а просто устал, разнервничался и ждет не дождется конца этого дня. Он взъерошил шерсть на шее Данте, поцеловал его в лоб и вырубился.
Данте вернулся к себе на подстилку, а Сисси, не торопясь, сваляла из свадебного костюма удобную кучку коричневого вельвета, забралась на нее, сделала три оборота вокруг своей оси, плюхнулась и заснула.
Джеймс вернулся в отель в четыре утра. Макс остался спать на диване, на случай, если Джонатану понадобится помощь.
28
Утро для двух друзей началось с нескольких чашек крепкого кофе. Макс предложил Джонатану не ходить на работу до конца недели, но тот отказался. Вернув себе владение речью, он хотел как можно скорее вернуться в человеческое общество, даже если это означало возврат в «Комрейд», где слухи о его несостоявшейся свадьбе наверняка сделают его всеобщим посмешищем. «Смотри в лицо реальности. Встань в строй», – скомандовал он сам себе.
Макс поехал домой переодеться, заверив друга, что на работе он защитит его от насмешек и унижения.
Джонатан сначала зашел в «Le Grand Pain», и Клеменс встретила его возгласами радости и облегчения.
– Я думала, ты умер. Или эмигрировал куда-нибудь! – она даже выбежала из-за прилавка и обняла его. – Куда ты пропал?
Он смущенно пожал плечами.
– Я и сам не знаю. Сначала у меня был нервный срыв, а потом – свадебный.
– О, нет! – Клеменс сочувствовала очень искренне. – Какой ужас. Но тебе лучше? И вы тут, дорогие мои собаки! Я по всем вам скучала.
– Ты на самом деле скучала по нам? Теперь, когда меня все покинули и отвергли, ты выйдешь за меня замуж?
– Люк очень разозлится, милый. И я ведь даже твоего имени не знаю. Скажи мне, как тебя зовут, я хоть буду знать на случай, если у тебя снова случится депрессия.
– Я пока планирую остановиться на одной.
Она положила в пакет два круассана.
– А ты вышла бы за меня замуж, если бы Люк умер?
– Глупышка. Если с Люком что-нибудь случится, я брошусь в море.
– А если все ограничится фингалом и парой сломанных ног?
– Иди! – сказала она. – Забирай свой кофе и приходи завтра.
– Меня зовут Джонатан.
– Хорошо, Джонатан, – она уже махала им на прощанье. – Пока, Джонатан. Пока, собаки!
