В офисе все были рады видеть Данте и Сисси, и даже его самого, хотя, конечно, в гораздо меньше степени. А большинство коллег даже не заметили его отсутствия.
– Как отпуск? – спросил один из них.
Джонатан подумал, что это лучше, чем «как там, в психушке?», или «как у тебя с головой?», или «как сбежавшая невеста?», что было бы совсем плохо. Он, безусловно, и не думал, что Грили будет кричать направо и налево о его неудавшейся свадьбе, но все же он явно переоценил интерес коллег к его личной жизни.
Грили встретил его улыбкой и не стал, к облегчению Джонатана, устраивать разбор полетов. Уэс встретил его со всей теплотой, на которую только был способен.
– Добро пожаловать домой, Джонатан. Мы всегда очень переживаем, когда кому-то из нас нездоровится. Мы не находим себе места до тех пор, пока наш товарищ не возвратится в строй. Так что добро пожаловать домой. Ты готов снова взяться за «Бродвей Депо»?
Джонатана прошиб пот. Даже нервного срыва и крупнейшего фиаско в личной жизни оказалось недостаточно, чтобы его убрали с этого проклятого клиента.
– Прошу меня извинить. Но я не могу продолжать работу с «Бродвей Депо».
Уэс хлопнул его по спине.
– Ничего страшного. Еще рано об этом говорить. У нас общая встреча с сотрудниками сегодня, а потом мы с тобой сходим пообедаем.
Все потянулись на встречу, а Джонатан спрятался в мужском туалете. Он сидел на унитазе, обхватив руками голову, и не мог заставить себя выйти в люди. Его мутило от одной мысли о том, что он – товарищ из «Комрейд». У него затекли руки и ноги, и Джонатан чувствовал, что стоит ему встать – и он упадет в обморок.
Открылась дверь.
– Джонатан? – это был Грили.
Он ничего не ответил.
– Джонатан? – Грили тихо постучал в его кабинку.
– Уходи.
– Джонатан, послушай меня. Тебе нужно уволиться отсюда.
– Ты меня хочешь уволить? У меня нервный срыв, от меня невеста ушла прямо со свадьбы, и теперь ты меня хочешь уволить? Разве так можно?
– Никто тебя не собирается увольнять. Ни я, ни они. Конечно, если ты совершишь что-нибудь из ряда вон, своруешь офисную технику или будешь уличен в нецелевом использовании средств, тогда да. А так они снова поставят тебя на «Бродвей Депо», дадут тебе денег, ты купишь квартиру, которая будет тебе не по карману, потом у тебя появится новая девушка, и вы захотите ездить в романтические путешествия в страны, которые рекламируют турагентства в «Нью-Йорк Таймс», потом решите завести ребенка, понадобятся няни, частные школы, органическая еда и «Моцарт для малышей», чтобы не отставать от коллег. Потом придет черед покупать семейный «Рэндж-Ровер», дом в пригороде, электромобиль для няни, а потом ты вдруг поймешь, что несчастен, понадобится психотерапевт. У детей выявится дислексия, и понадобятся репетиторы, потом тревожное расстройство, а значит, новые психотерапевты. И тогда ты возненавидишь свою работу пуще прежнего, но будет уже поздно. Тебе никуда уже не деться из мышеловки, ведь нужно зарабатывать деньги, чтобы оплачивать все эти пустые расходы. Ты будешь считать дни до пенсии и до выпускного детей, чтобы прекратить наконец работать на ненавистной работе и дожить до возможности наслаждаться тишиной и покоем и заняться делом, которое тебе по душе. Например рисованием, или писательством, или рыбалкой, или даже просто книжку почитать.
– Слушай, Грили…
– Затем, чтобы хоть чуточку скрасить свое унылое существование, ты влюбишься в какую-нибудь совершенно не подходящую тебе девушку и будешь изменять жене. Или узнаешь, что жена тебе изменяет. Или излишне увлечешься кокаином и в конце концов окажешься и на игле, и в разводе. К этому моменту ты потеряешь все деньги, которые у тебя были. Дети перестанут с тобой общаться, ты погрузишься в отчаяние, понимая, что ты уже слишком стар, чтобы работать в такой никчемной области, как реклама. Ты начнешь жить на пенсию, сократишь расходы, и очень скоро, в один прекрасный день, потратив десятилетия непонятно на что, ты умрешь.
Джонатан прислонил голову к стенке своей кабинки и ничего не говорил.
– Грили?
– Да?
– Тебе ведь не близка атмосфера «Комрейд»?
– Я здесь всего на три месяца, по договору. Как только они истекут, я уезжаю на практику с комиссией по сохранению лесов. Мне нужно только заработать на это денег.
– Правда?
– Что – правда?
– Ты так скоро уедешь?
– Ага.
– Что же мне делать, Грили?
– Это твоя жизнь.
– Я знаю, что моя. Что бы ты сделал с моей жизнью?
Грили вздохнул.
– Я бы перестал доводить все до конца. Беспокоиться о том, что будет дальше. А прямо сейчас изо всех сил попытался бы не сделать очередную глупость.
Джонатан был поражен. Какую же неглупость он был в состоянии сделать? Ему очень хотелось быть полезным, хотя бы для кого-нибудь. Но кем он мог стать? Наверное, самим собой. Кем бы он ни был. Может, никем. Может, он никогда никем не станет.
– Что например? Что мне делать? – смотрел он на Грили.
– Это и есть тот самый вопрос на миллион долларов. У тебя нет кредита, нет жены, нет детей. Ты ненавидишь свою жизнь. Так почему бы не изменить ее?
Джонатан задумался.
– Я могу уйти от пустоты, мучений и самоуничижения и прийти к пустоте, мучениям, самоуничижению и нищете.
Грили еле заметно улыбнулся. Джонатан смотрел на профиль Грили с очень близкого расстояния – гладкая шея, коротко стриженные волосы, мягкая кожа.
– В тебе столько красоты, Грили, какого бы пола ты ни был.
– Я мужчина, – сказал Грили и поцеловал Джонатана.
Джонатан ответил ему.
– Надеюсь, ты не сочтешь это сексуальным домогательством на рабочем месте.
– Джули дура, – Грили снова его поцеловал. – Общее собрание проводится ради тебя, – тихо добавил он.
Джонатан вздохнул, встал, вышел из кабинки и поправил одежду. Грили отступил, чтобы он вышел из туалета первым. Никто из них не сказал больше ни слова. Когда Джонатан вошел в зал, весь «Комрейд» ему аплодировал.
В небе, над девятью кругами Нью-Йоркского ада, держась за руки под балдахином из пальмовых листьев, парили он и Грили. Вокруг них танцевали его волшебные собаки, а люди радостно приветствовали их.
29
Данте перестал есть.
От этих новостей Джонатан впал в панику. Что же еще могло приключиться с этим псом? Ведь собаки не перестают есть ни с того ни с сего, особенно если они здоровы, счастливы, много двигаются и на обед у них – нарезанное филе из ресторана. Джонатан проверил ему уши – нет ли температуры, нос – нет ли сухости. Или влажности? Потом он погуглил «собака не ест» и почитал на ветеринарных сайтах про возможные причины. В большинстве случаев говорилось, что собаки подвержены желудочно-кишечным расстройствам и что обычно состояние нормализуется после одного дня отказа от пищи.
