Она пересекла Тихий океан и достигла Калькутты, вспоминая об этом следующее: "В 1856 году я поехала в Индию только потому, что тосковала по Учителю. Ездила из одного места в другое, никому не говоря, что я русская…"
Впечатления о том путешествии появились много позднее в ее труде "Разоблаченная Изида": "Когда, много лет тому назад, мы первый раз путешествовали по Востоку, исследуя тайники его покинутых святилищ, два мучительных и постоянно приходящих на ум вопроса угнетали наш ум: "Где, кто, что есть БОГ? Кто видел когда-нибудь БЕССМЕРТНЫЙ ДУХ человеческий и смог убедиться в бессмертии человека?"
Стремясь изо всех сил разрешить эти ставящие в тупик вопросы, мы именно тогда и соприкоснулись с некоторыми людьми, наделенными такими таинственными силами и такими глубокими познаниями, что поистине мы можем назвать их мудрецами Востока… Они показали нам, что при объединении науки с религией существование Бога и бессмертие человеческого духа могут быть доказаны так же, как теорема Евклида. В первый раз мы убедились, что в восточной философии нет места ни для какой другой веры, кроме абсолютной и непоколебимой веры во всемогущество собственного бессмертного "я" человека. Нас учили, что всемогущество это проистекает из родства человеческого духа со Всемирной Душою — Богом! И тот, говорили нам, не может быть доказан ничем иным, кроме духа человеческого. Человек-дух свидетельствует о Боге-духе, как одна капля воды свидетельствует об источнике, откуда она, должно быть, произошла".
"Потому, — писала она, — когда встречаешь такого человека, подобного этим мудрецам Востока, обнаруживающего огромные способности, управляющего силами природы и открывающего взору мир духа, мыслящий ум преисполняется уверенностью, что если такое под силу духовному эго одного человека, то способности ДУХА-ОТЦА должны быть, соответственно, необъятными — так целый океан размерами и мощью неизмеримо превосходит отдельную каплю. Ex nihilo nihil fit (лат.: из ничего ничто не происходит), свидетельствуйте о душе человека ее чудесными силами — и вы свидетельствуете о Боге!.. Такое знание бесценно; и оно оставалось скрытым только от тех, кто пренебрегал им, осмеивал его или отрицал его существование" ".
Частично это путешествие описано в виде путевых очерков в книге "Из пещер из дебрей Индостана", изданной на русском языке под псевдонимом Радда-Бай. Первая публикация этих заметок состоялась в газете "Московские ведомости", редактором которой был известный журналист М.Н. Катков. Статьи вызвали такой интерес, что в 1880 году Катков переиздал их в приложении к "Русскому вестнику", а потом опубликовал новые письма, написанные специально для этого журнала.
"Приводимые мной факты и персонажи подлинны, — сообщала Елена Петровна А.П. Синнетту, — я просто собрала вместе в трех-четырехмесячном отрезке времени события и случаи, происходившие на протяжении ряда лет, равно как и часть феноменов, которые показывал мне Учитель". В очерках она называла его Гулаб-Синг, иногда полным именем Гулаб Лалл Синг.
Очерки имели огромный успех. Даже несимпатизировавшая Е.П. Блаватской 3. Венгерова эти публикации об Индии откровенно хвалила: ""Из пещер и дебрей Индостана" нельзя включить в разряд обыкновенных, более или менее живописных описаний заморских стран. Автор — не любопытствующий турист, описывающий виденные им диковины, а, скорее, член научной экспедиции, задавшийся целью изучить основы истории человечества в застывшей цивилизации Индии. Эта специальная цель проглядывает во всех описаниях Радды-Бай и придает им своеобразную прелесть. Все, что свидетельствует о великом прошлом ныне порабощенной нации, выдвигается автором на первый план. Просто, но в высшей степени художественно описывает она гениальные постройки, покрывающие Индию с незапамятных времен и на которые протекающие тысячелетия не имеют никакого влияния… Но более чем все произведения искусства, свидетельствующие о высоте цивилизации индусов, более чем пышная природа страны, где действительность превосходит самое пылкое воображение, Блаватскую занимает внутренний быт туземцев. Она имела возможность близко изучать их жизнь и ознакомиться с их пониманием вещей, так как селилась повсюду, куда приезжала, не в европейских частях городов, а в чисто индийских домах (бенглоу) среди туземцев…
Читая ее книгу, нельзя забывать ни на минуту, что Радда-Бай — прежде всего теософка, что она отправилась в Индию в поисках за сокровенными знаниями Востока и что ее внимание прежде всего останавливают учения индийских мудрецов… Особенно же ее занимает таинственная секта радж-йогов, святых мудрецов, которые особым напряжением своих духовных сил, чем-то вроде многолетней душевной гимнастики, доходят до умения совершать несомненные чудеса: так, лично знакомый Блаватской радж-йог Гулаб-Синг… отвечал на вопросы, которые Блаватская задавала ему лишь мысленно, исчезал и появлялся совершенно неожиданно для всех, открывал им в горах таинственные входы, чрез которые они попадали в дивные подземные храмы и т. д. И все это он совершал просто, стараясь каждый раз объяснить естественным путем свои действия. Многие из описываемых Блаватской чудес Гулаб-Синга напоминают позднейшие феномены самой Блаватской. Не от таинственного ли Гулаб-Синга позаимствовалась она умением "создавать" и дезинтегрировать предметы?"
Во время второго посещения Индии Елена Петровна предпринимает еще одну попытку проникнуть в Тибет, на этот раз через Кашмир. В Лахоре она встретилась с немцем Кюльвейном, давним приятелем ее отца, бывшим лютеранским священником. Когда он отправлялся в путешествие по Востоку с двумя своими друзьями, полковник П. А. Ган, обеспокоенный судьбой дочери, просил Кюльвейна попытаться разыскать ее. Переодевшись в местные одежды, Кюльвейн с друзьями, Едена Петровна и монгольский шаман, намеревавшийся через Тибет вернуться в Сибирь после двадцати летнего отсутствия, попытались проникнуть в Тибет. Однако Кюльвейн заболел, и ему пришлось возвратиться обратно. Двух его друзей не пропустили через границу, а Елене Петровне и шаману было разрешено двигаться далее.
Елена Петровна вспоминала о дальнейших событиях: "Много лет тому назад небольшая группа путешественников шагала по трудному пути из Кашмира в Лех, ладакский город в Центральном Тибете. Среди наших проводников был монгольский шаман очень таинственного вида. Товарищи мои по путешествию придумали для себя неразумный план попасть в Тибет в переодетом виде, но не понимая при этом местного языка. Только один из них (Кюльвейн) немного понимал по-монгольски и надеялся, что этого будет достаточно. Остальные не знали и этого. Понятно, что никто из них в Тибет так и не попал.
Спутников Кюльвейна очень вежливо отвели обратно на границу прежде, чем они успели пройти 16 миль. Сам Кюльвейн (он когда-то был лютеранским пастором) и этого не прошел, так как заболел лихорадкой и принужден был вернуться в Лахор через Кашмир. Но зато он смог увидеть нечто, что было для него так же интересно, как если бы он присутствовал при самом воплощении Будды. Он раньше слыхал об этом чуде, и в течение многих лет его самым горячим желанием было увидеть и разоблачить этот "языческий трюк", как он его называл. Кюльвейн был позитивистом и очень гордился этим, однако его позитивизму суждено было получить смертельный удар.
Примерно в четырех днях ходьбы от Исламабада мы остановились на отдых в одной маленькой, ни чем не примечательной деревушке. Наш лама рассказал нам, что недалеко, в пещерном храме, остановилась большая группа святых ламаистов с целью основать там монастырь. Среди них находились "Три Почитаемых", или Буддистская троица — Будда, Дхарма и Сангха (Община) или Fo, Fa и Sengh, как их величают в Тибете.
