Елена Андреевна сама обучала свою старшую дочь грамоте, а также музыке, к которой у Елены оказались огромные способности. Позже мать пригласила профессиональных учителей.
Начиная с раннего детства, примерно с четырехлетнего возраста, у Елены Петровны начинают проявляться психические силы, столь резко выделявшие ее на окружающем фоне. Надежда Андреевна Фадеева, тетя Елены Петровны, подтверждает необыкновенные, чудесные явления, окружавшие Елену Петровну в детстве, в одном из писем: "Феномены, производимые медиумическими силами моей племянницы Елены, чрезвычайно замечательны, истинные чудеса, но они не единственные. Много раз слышала я и читала в книгах, относящихся к спиритуализму, и священных и светских, поразительные отчеты о явлениях… но то были отдельные случаи. Но столько сил, сосредоточенных в одной личности, соединение самых необычайных проявлений, идущих из одного и того же источника, как у нее, это, конечно, небывалый случай, возможно, и не имеющий равных себе. Я давно знала, что она владеет величайшими медиумическими силами, но, когда она была с нами, силы эти не достигали такой степени, какой они достигли теперь. Моя племянница Елена — совсем особое существо, и ее нельзя сравнивать ни с кем. Как ребенок, как молодая девушка, как женщина, она всегда была настолько выше окружавшей ее среды, что никогда не могла быть оцененной по достоинству. Она была воспитана как девушка из хорошей семьи, но об учености не было даже и речи. Но необыкновенное богатство ее умственных способностей, тонкость и быстрота ее мысли, изумительная легкость, с которой она понимала, схватывала и усваивала наиболее трудные предметы, необыкновенно развитый ум, соединенный с характером рыцарским, прямым, энергичным и открытым, вот что поднимало ее так высоко над уровнем обыкновенного человеческого общества и не могло не привлекать к ней общего внимания, следовательно, и зависти и вражды всех, кто в своем ничтожестве не выносил блеска и даров этой поистине удивительной натуры".
Н.А. Фадеева, тетя Е.П. Блаватской
Сестра Вера вспоминала о детских годах Елены Петровны: "…была не по годам очень развитым ребенком и уже с раннего детства обращала на себя внимание всех окружающих. Она не признавала никакой дисциплины, не прислушивалась к наставлениям воспитателей, обо всем имела собственное мнение. Она была исключительно оригинальной, самоуверенной и отчаянной. Когда после смерти нашей матери мы стали жить у ее родственников, наши учителя теряли с Еленой всякое терпение, но, несмотря на ее пренебрежительное отношение к урокам, их поражала необыкновенная одаренность, особенно легкость, с которой она изучала иностранные языки, и ее музыкальные способности. Ей были свойственны все черты характера мальчишки, как хорошие, так и дурные; она любила путешествия и приключения, презирала опасности и была абсолютно равнодушной к указаниям старших".
Лето 1838 года Елена Андреевна с детьми снова проводит на Кавказе, в Пятигорске, вместе с матерью и сестрами, приехавшими туда из Астрахани. В августе к ним присоединяется Андрей Михайлович, а затем до конца месяца все они живут в Кисловодске. Здесь Елена Андреевна познакомилась с некоторыми из бывших декабристов и подружилась с одним из них, Сергеем Ивановичем Кривцовым; кавказские дни на всю жизнь остались для нее светлым воспоминанием.
Однако в 1839 году ее здоровье во время многочисленных переездов с полком мужа снова стало ухудшаться, и она по настоянию врачей едет с детьми в Одессу. Здесь Елена Андреевна осуществляет свою давнюю мечту и нанимает учителя для обучения своих детей английскому языку — Августу Джефферс из Йоркшира. В ноябре старшие Фадеевы переезжают из Астрахани в Саратов, куда Андрей Михайлович назначен губернатором. Вскоре к ним перебирается Елена Андреевна с детьми. Там в июне 1840 года у нее родился сын Леонид. А через месяц Елена Андреевна перенесла очередное воспаление легких и лишь чудом осталась жива, но, тем не менее, болезнь не оставила ее уже до самого конца — до 24 июня 1842 года.
Спустя год после ухода Елены Андреевны из жизни известный критик В.Г. Белинский напишет: "Не являлось еще на Руси женщины столь даровитой, не только чувствующей, но и мыслящей. Русская литература по праву может гордиться ее именем и ее произведениями. Мир праху твоему, благородное сердце, безвременно разорванное силою собственных ощущений! Мир праху твоему, необыкновенная женщина, жертва богатых даров своей возвышенной натуры. Благодарим тебя за краткую жизнь твою: недаром и не втуне цвела она пышным, благоуханным цветом глубоких чувств и высоких мыслей… В этом цвете — твоя душа, и не будет ей смерти, и будет жива она для всякого, кто захочет насладиться ее ароматом…"
Последние годы жизни Елену Андреевну мучила мысль о будущем своей старшей дочери Елены, "одаренной сызмала незаурядными свойствами".
Вспоминая о том времени, Вера Петровна пишет: "Девочка подрастала и развивалась быстро, часто поражая своих близких не только шалостями, но оригинальными выходками, несвойственными другим детям, и речами до того прямодушными, что не было возможности унять ее красноречивой откровенности. Кроме того, она была страшная фантазерка и подвержена припадкам почти сомнамбулизма: она часто вставала и ходила во сне и, не просыпаясь, с широко открытыми глазами, произносила целые речи, рассказывала сказки и пела песни… Бывали с ней в детстве и молодости и такие случаи, которые теперь все объяснили бы ясновидением; но в те бесхитростные времена они относились к сильному развитию воображения и проходили незамеченные…"
Вскоре после кончины Елены Андреевны детей увезли в Саратов. Е.Ф. Писарева так описывала дальнейшую юность Е.П. Блаватской: "В семье своего дедушки А.М. Фадеева рано осиротевшая Елена Петровна провела большую часть детства, сперва в Саратове, где он был губернатором, а позднее в Тифлисе. Судя по тому, что дошло до нас, детство ее было чрезвычайно светлое и радостное. На лето вся семья переезжала на губернаторскую дачу — большой старинный дом, окруженный садом, с таинственными уголками, прудами и глубоким оврагом, за которым темнел спускавшийся к Волге лес. Вся природа жила для пылкой девочки особой таинственной жизнью; часто разговаривала она с птицами, животными и невидимыми товарищами ее игр; она очень оживленно говорила с ними и иногда начинала громко смеяться, забавляясь их, никому кроме нее невидимыми, смешными проделками, а когда наступала зима, необыкновенный кабинет ее ученой бабушки представлял такой интересный мир, который способен был воспламенить и не столь живое воображение. В этом кабинете было много диковинных вещей: стояли чучела разных зверей, виднелись оскаленные головы медведей и тигров, на одной стене пестрели, как яркие цветы, прелестные маленькие колибри, на другой — как живые, сидели совы, соколы и ястребы, а над ними, под самым потолком, распростер крылья огромный орел. Но страшнее всех был белый фламинго, вытягивавший длинную шею совсем как живой. Когда дети приходили в бабушкин кабинет, они садились на набитого черного моржа или на белого тюленя, и в сумерки им казалось, что все эти звери начинали шевелиться, и много страшных и увлекательных историй рассказывала про них маленькая Елена Петровна, особенно про белого фламинго, крылья которого казались обрызганными кровью.
