В русской истории есть множество имён и событий, не освещённых писателями. Именно середина XVIII века, как считал автор, была обделена вниманием наших писателей-романистов. В какой-то мере до Пикуля эта эпоха была раскрыта Лажечниковым в его романе «Ледяной дом», Масальским «Регентство Бирона», в драме «Поручик Гладков» Писемского. Среди советских писателей разработкой этой темы занимались: Л. Раковский (роман «Изумлённый капитан»), В. Костылёв («Жрецы»). Каждый из названных авторов раскрыл лишь один из эпизодов той эпохи, а Пикуль взялся за художественное осмысление целого столетия, «создавая идейно-художественную концепцию эпохи, которая в таком объёме не попадала в поле зрения литературы, поэтому Пикуль в какой-то мере является здесь первооткрывателем».
«Слово и дело» коротко можно охарактеризовать как роман-эпоху или обширную панораму русской жизни середины XVHI века. По временным рамкам он близок к роману А. Толстого «Пётр I». И если Толстой в лице Петра I видит царя-преобразователя, то в образе Анны Иоанновны Пикуль показывает время разрушения многого из того, что было создано и воздвигнуто Петром.
В романе много места отведено образу «императрицы престрашного зраку», Анне Иоанновне, и её сподвижникам — иноземцам, которые правили Россией: Бирону, Остерману, Левенвольде, Лейбману…
Воспитанная в Курляндии Анна Иоанновна принесла с собой к русскому двору немецкий дух, немецкие обычаи, её интересы и окружение были бесконечно далеки от интересов России и русского народа.
«Факты, факты, факты. Изумляющие, подавляющие, устрашающие. Из них складывается картина постепенного угасания злобной, трусливой и тёмной коронованной особы, повелевавшей великой страной, о которой она не имела ни малейшего представления», — пишет о ней Пикуль.
А в это время при дворе царила всеобщая вражда, злоба, интриги партий.
Один из самых зловещих персонажей — фигура ненавистника России, вице-канцлера Остермана, для характеристики которого автор не жалеет сатирических сравнений и метафор: «…затаившись, как паук, плетёт Остерман тонкую паутину, незаметно высасывает он живые соки страны».
Болен Пётр II, около его постели появляется Остерман. Он «как часовой, занял свой пост: немец охранял русское самодержавие. Неприкосновенность трона. Чистоту монархической власти Романовых! В свою руку, не боясь заразы, он взял ладонь императора и не выпускал её все долгих два дня».
Автор считал, что время «бироновщины» можно в полной мере назвать временем «остермановщины».
А вот другая колоритная фигура того времени — начальник Тайной канцелярии Ушаков, у которого за доброй внешней улыбкой скрываются жестокость и садизм.
«И взметнулся над головами топор палача. Загуляли по спинам кнуты и плети, заскрипели дыбы в застенках Тайной канцелярии. И над великой Россией, страной храбрецов и сказочных витязей, какой уже год царствовал многобедственный страх».
Но в самые трудные времена русской истории вдруг распрямлялись гигантские силы русской нации: талантливые самородки решали научные проблемы, открывали новые земли, одерживали трудные победы в боях. Пикуль поведал читателю не только «жесточайшую быль земли русской», но и рассказал о её безграничных силах и потенциальных возможностях.
Один за другим встают перед читателем в полный рост герои того времени.
Центральная фигура романа-хроники — «птенец гнезда Петрова» Артемий Волынский. Противник «бироновщины» — личность многогранная, сильная и одновременно противоречивая. Разными штрихами характеризует его автор, но главная черта его характера — патриотизм.
Писатель оценивал исторические личности по их действиям и поступкам: что доброго оставили они после себя потомкам. А что касается характера человека, то людей без недостатков нет, все страдают этим в большей или меньшей степени, ведь «люди — не ангелы».
Артемий Волынский — великий патриот России — собирает вокруг себя талантливых и преданных соратников, готовых выступить против деспотизма за национальную честь и достоинство России. Это Еропкин — архитектор, создатель плана Санкт-Петербурга, Соймонов — флотоводец и картограф, Хрущов — горный офицер и администратор, Тредиаковский — поэт, лейтенант Овцын — полярный исследователь…
Конфиденты видят в Волынском авторитетного вождя и следуют за ним, чтобы дать «смертельный бой имперской надстройке», начав тем самым новую эру в истории великой России…
Заговор конфидентов закончился трагически.
Немецкая партия при дворе выиграла битву, «не оставив на месте преступления отпечатков своих пальцев». Приказ в исполнение привели действительно русские.
В день 30-летия Полтавской битвы, 27 июня, на Сытном рынке возвели эшафот. Стараниями Ушакова дело было вскоре закончено. Голова Волынского, у которого накануне был вырван язык, покатилась с эшафота. Вслед за ним были обезглавлены Хрущов и Еропкин…
В этот страшный день на эшафоте Российской империи побывали: «…министр, адмирал, архитектор, горный инженер, чиновник и переводчик. Пять маленьких капель из моря людского — моря житейского — пятеро честных людей, которые не желали мириться с ужасами застенков».
Двухтомный роман «Слово и дело» прошёл тернистый путь всякого рода согласований, рецензирований и консультаций.
Особенно постарались в выверке «идейного» курса и «исторической правдивости» романа критик В. Оскоцкий (филолог!) и историк Ю. Афанасьев.
«Литературная Россия», делая экскурс в прошлое, в публикации «Год за годом», и вспоминая год 1975-й, писала:
«Удивительный всё же человек, критик Оскоцкий. Огромная статья “Уроки ленинской партийности”. Вот тут есть всё — и Маркс, и Ленин, и Брежнев. А повод для написания — семидесятилетие статьи Ленина “Партийная организация и партийная литература”. Там ещё писатель уподобляется колесику партийной машины…» Да, не вписывался В. Пикуль в оскоцковский образ писателя. Не крутился он, беспартийный, ни колёсиком, ни винтиком в этой машинке. Значит, не писатель… И на «Слово и дело», как и на любой роман Пикуля, Оскоцкий (повторяю, филолог!), став в позу Станиславского, изрекал: «Не верю!» И вся аксиома.
Трепал «Слово и дело» и историк Афанасьев, проповедовавший «принцип партийности, предполагающий чёткость социально-классовых критериев в отношении к прошлому…». Не предвидя будущего, мысля только в рамках сиюминутных событий, они, нечаянно, сами того не подозревая, закрепили за Пикулем писательский приоритет в понимании реалий истории и действительности.
Редко раздавались одинокие голоса критиков-литера-туроведов в защиту автора или положительной оценки его творчества. Их просто не печатали.
В капитальном труде «Русский советский исторический роман» критик С. Петров посвятил В. Пикулю несколько предложений: «В романе “Слово и дело” читатели обнаружили великолепное знание документов истории, её героев, фактов, осмысление событий прошлого в связи с другими явлениями. Этому способствует и язык романа, который автор старался приблизить к языковому употреблению давнего столетия…»
