«Этим летом, — пишет Борис Георгиевич в 1978 году, — приезжал ко мне из Парижа двоюродный брат — сын адмирала А. В. Развозова, и мы так много говорили о старом, о Вас, о “Моонзунде” (добавлю, что Пикуль писал обо всех командующих Балтийского флота: Н. О. Эссене, В. А. Канине, А. И. Непенине, А. С. Максимове, но события Мо-онзунда выпали как раз на долю А. В. Развозова. — А. П.).
Хотя я и не юнга, но… начинал свою трудовую жизнь в 1920 году, десяти лет от роду балтфлотцем… Служил рассыльным в бывшей Николаевской Морской академии на 11 линии Васильевского острова, носил морскую форму, получал морское довольствие, включая “махру”, что для двадцатых годов было особенно важно, и кормил свою семью — мать и сестрёнку на свои заработанные “Балтфлот-ские” заработки. По утрам носил на подпись книги приказов начальнику академии Б. Б. Жерве, А. Н. Крылову, Ю. М. Шокальскому, знал, как моих старших сослуживцев, многих моряков, чьи имена записаны в анналы флота. Сейчас на старости вспоминаю эти годы с благодарностью и любовью…»
После выхода каждой книги Пикуль дарил ему авторские экземпляры. В ответ Борис Георгиевич прислал макет эскадренного миноносца «Страшный», которым командовал его отец в годы Первой мировой войны (1914–1916).
С Аллой Александровной Дзюбинской из Одессы Пикуль вёл длительную переписку. «Отец мой блестяще закончил морской кадетский корпус, участвовал в Японской войне… затем все годы до 1920-го провёл на Балтике.
У меня сохранились его портреты, а также ряд других ценных снимков: Адмирала Н. О. Эссена, И. К. Григоровича, моряков с “Баяна”.
Мне бы хотелось всё это показать Вам! Как мало я знаю! Дело в том, что в 1937 году моего отца уничтожили враги народа, а мне тогда было всего 10 лет. И из его рассказов, естественно, очень мало, что сохранилось в памяти.
Но пишу я Вам, чтобы узнать, неужели нигде и никогда Вы не встречали его фамилию — Сполатбог Александр Николаевич (“Адмирал Макаров”, “Баян”, “Цесаревич”).
Перед революцией он был капитаном первого ранга. В 1918 году — участником “Ледового похода” (Гельсингфорс — Кронштадт). Затем Севастополь и Одесса — начальник управления безопасности кораблевождения Чёрного и Азовского морей, начальник бюро регистра в Совторгфло-те в Одессе, ну а потом 1937 год — как гром с небес…»
Позволю себе сделать акцент только на одном словосочетании: «…в 1937 году моего отца уничтожили враги народа». Какая точность в выражении сути. Хотя в большинстве писем всё еще чаще фигурирует более привычное для слуха «осудили… расстреляли как врага народа».
Немало писем приходило и таких, когда люди в романах или миниатюрах Пикуля неожиданно и с удивлением сталкивались с именами и деяниями своих предков, о чем обязательно информировали писателя.
«Валентин Саввич! В романе “Моонзунд” Вы описываете один из эпизодов боя, в котором участвует мичман Лесгафт.
Речь идет о внуке П. Ф. Лесгафта — Вадиме Борисовиче. Его дочь, Татьяна Вадимовна, с восторгом говорит, что Вам удалось удивительно точно передать характер отца и даже его любимые выражения. Она просит передать Вам большую благодарность за то, что Вы упомянули её отца, и спрашивает, где Вам удалось найти материалы о нём. Сама она не решается обратиться к Вам и просила это сделать меня. С уважением Андрей Викторович Шабунин. Ленинград».
Как видим, для некоторых читателей книги Пикуля оживляли «дремавшие» страницы их личных биографий.
«Пишет Вам — ныне работающий пенсионер, Борис Михайлович Черкасский.
Я бы не посмел беспокоить Вас… если бы не счастливая возможность с жадным интересом “проглотить” Ваш “Моонзунд”. Там я встретился со своим отцом, по временам книги, флаг-капитаном оперативной части Штаба Балтийского флота — князем Михаилом Борисовичем Черкасским, о котором, на мой взгляд, у Вас упомянуто зело уважительно.
Не к чести моей будет сказано, в тридцатые — сороковые, да и в начале пятидесятых годов я как-то побаивался уточнять биографию моего батюшки, хотя ничего порочащего уже мою советскую родину — он не совершил…
(На картине Сурикова “Утро стрелецкой казни” невдалеке от Петра стоит обожаемый им, мой прямой пра-пра-пра… — дедушка боярин Михайло Черкасский.)
Меня особенно интересует участие отца в Ледовом походе. Но пока мне не удалось напасть на такие материалы… Московская область».
Капитан-лейтенант В. И. Бабичев из Севастополя пишет: «Я заболел Вами, как прочитал Вашу книгу роман “Моонзунд”. Эта книга — учебник для офицеров флота. Прочитал её после того, как начальник штаба соединения подводных лодок, капитан 1 ранга Сиваш Л. И. сказал, обращаясь к нам, молодым офицерам: “Балбесы! Ваша настольная книга — это “Моонзунд”, а вторая — “Корабельный устав ВМФ СССР”. После “Моонзунда” я прочитал “Окини-сан…”, “Реквием…”
Трудно найти Ваши книги, даже среди военных моряков почти невозможно. Они есть, эти книги, но обладатели их, эти счастливые и добрые люди, не дают перечитать их даже друзьям, говоря при этом, что отдадут всё, кроме кортика, “Моонзунда” и жены…»
И пусть не покажется странным читателю, но «Моонзунд» беспартийного Пикуля обсуждался на партийном собрании.
Читатель А. В. Куликов из Горького в 1977 году писал: «Ваш “Моонзунд” служит доброму делу и поныне, и не только морякам. Сейчас на повестке дня стоит вопрос борьбы с браком, повышение качества на каждом рабочем месте. На расширенном партийном собрании завода “Красное Сормово”, обсуждая вопросы качества работы, был приведён пример из Вашего романа, когда во время боя из-за бракованной шестерёнки, выточенной халтурщиком на заводе, замолчала носовая башня линкора “Слава”. Заклинило… Эта бракованная шестерёнка теперь перетирала на своих изломанных зубцах судьбу линкора “Слава” и трепетные жизни 1500 человек…» — так книги В. Пикуля боролись за качество производства.
В начале 1980-х годов во время «перестройки», когда унижали военные традиции, достоинство и честь офицера, в том числе и морского, приходили письма с просьбой:
«Помогите флоту, гибнут традиции, командуют флотом, по-видимому, полковники… Кому надобно было менять военный билет с якорем на какой-то невзрачный военный билет общего формата… Ругают Сталина, но при нём наши корабли сами не тонули, он по копеечке собирал, но флот строил, при нём наши морские офицеры ходили при золотых погонах, при нём нашим матросам платили деньги. Флот имеет свою историю, свои традиции, свою форму одежды — зачем опошлять или унифицировать до уровня пехоты. Ведь в боевых условиях наш матрос равен пехотинцу, а пехотинец в боевых условиях на корабле — ноль. Нужна взаимозаменяемость на боевых постах, но дальше разговоров дело не идёт…»
С болью в сердце вчитывался писатель в справедливые слова офицеров, спрашивая у самых высоких чиновников флота, почему так происходит. Просил оглянуться на историю и вернуть исконно русские обычаи и такие «архаичные» понятия, как совесть, честь и милосердие. Обещали дело поправить, но ничего не менялось. И совсем не случайно из-под пера Пикуля в этот период выйдет его роман «Честь имею»…
