Учить других — дело благородное, учиться самому — дело благодарное.
И Валентин в своей жизни отдавал предпочтение второму. Отсюда и складывался круг его общений. Любил он умудрённых жизненным опытом, влюблённых в свою профессию интеллигентных людей.
Не скажу, что дети, в свою очередь, сразу и безоговорочно приняли Валентина Саввича как близкого им человека. И это понятно: психологии такого возраста свойствен максимализм в оценках ситуаций, не поддающийся даже приблизительному прогнозированию. Кроме того, высокий авторитет личности Пикуля подсознательно диктовал необходимость соблюдения какой-то дистанции, тактичное преодоление которой требовало времени.
Со своей стороны Валентин Саввич делал всё, чтобы сократить это время.
Самым серьёзным образом он взялся за духовное воспитание моего сына Виктора, увлечённого, видимо, передающейся по наследству романтикой военно-морской службы. Мальчик он был начитанный: своего любимого Джека Лондона он перечитал по 3–4 раза, хорошо знал произведения Гюго и Дюма. Учился в школе Витя прекрасно. Одновременно с этим посещал радиокружок, своими руками собрал радиопередатчик, начал участвовать в соревнованиях.
С симпатией относясь к Марине, Валентин тем не менее старался передать все свои мысли и чаяния Виктору, связывая с ним большие надежды на будущее. Здесь сказывалось его убеждение: при всём уважении и преклонении перед женщиной Пикуль не видел объективной возможности для женщины, матери, хранительницы домашнего очага, посвятить свою жизнь какому-либо серьёзному делу без ущерба её природному предназначению. Приносить в жертву во имя идеи свою жизнь до конца, без остатка — на это имеет право только мужчина.
И Пикуль с придирчивой тщательностью приобщал и приучал Виктора к документальной прозе и особенно к мемуарам историков и военных специалистов, надеясь в будущем обрести надежного преемника — продолжателя своих замыслов. По каждой рекомендованной писателем книге после её прочтения у них происходила пространная беседа. Пикуля радовали серьёзность отношения сына к изучаемым вопросам и зрелость высказываемых мыслей.
Детская (в том смысле, что разговор шёл о детях) тематика повествования и причастность к ней Пикуля навеяли желание поведать читателям о некоторых «детскостях» знаменитого писателя.
Валентин Саввич очень любил… игрушки. Проходя мимо витрин магазинов, где были выставлены детские игрушки, он непременно надолго останавливался, внимательно всё рассматривал, любуясь и пытаясь понять: что дают они детям? Почему-то не любил машин, отдавая предпочтение куклам, собакам, кошкам и вообще «всякому зверью», среди которого особо выделял верблюда. Своё преклонение перед характером этого, может быть, внешне не всем привлекательного животного, в одном из интервью он выразил такими словами:
— Я очень люблю это животное, в общем-то осмеянное. В моём представлении всё человечество делится на верблюдов и арабских скакунов. Особенно это заметно среди творческих работников. Один, как арабский скакун, скачет очень быстро, все ему аплодируют, но довольно скоро он сдыхает. Над верблюдом же все смеются, а он тянет и тянет. И обязательно дойдет до цели. Вот почему верблюд для меня стал в какой-то степени символом.
Небольшое «стадо» различных симпатичных верблюдов и верблюжат приютилось в пикулевском кабинете.
Восторг Валентина Саввича вызывали и экзотические обитатели морей и океанов: засушенные рыба-ёж, морские звёзды, кораллы, панцири крабов.
Помню, перед существовавшим тогда ещё в Риге «мужским днем» — 23 февраля — я спросила:
— Какой подарок доставит тебе удовольствие?
— Купи мне куклу, — попросил он, — я посажу её на стол и буду любоваться!
В тот день купленные мною блондинка и брюнетка в роскошных нарядах заняли место на стеллаже перед столом писателя. Пикуль светился радостью.
— Тебя к игрушкам тянет как ребёнка, — заметила я однажды.
— Наверное, в детстве недоиграл.
Недоиграл… Недолюбил… Недописал…
Как жаль, что порой человеку в положенное время не достаётся того, что приносит радость и удовлетворение.
Пикуль — из того горемычного поколения, которое в детстве и конфет… недоело. Слабостью Валентина Саввича были конфеты «Коровка». Их не всегда можно было купить, но когда я выкладывала на стол принесённый огромный кулёк с любимым лакомством, он съедал практически за один присест, а потом не прикасался к ним месяц-два. Ради истины надо заметить, что в этом деле Пикулю усердно помогал пёс Гришка, наученный хозяином непростому искусству разворачивания «Коровки».
И в этих кадрах поглощения конфет мне нередко виделись глаза и лица детей… блокадного Ленинграда.
В моём дневнике записано кратко: 5.06.81 — состоялась встреча Пикуля с Конецким.
Накануне Валентин предупредил меня о том, что Вик-Вик (так он с незапамятных времён называл Конецкого) находится в Доме творчества в Дубулты и перед отъездом обязательно нанесёт нам визит. По рассказам супруга я много знала о Викторе Викторовиче, видела его на фотографии, читала его книги, слышала их немногословные переговоры по телефону.
В юные годы Виктора Курочкина, Виктора Конецкого и Валентина Пикуля, практически одновременно начинавших свой творческий путь в Ленинградском литературном объединении, окружающие окрестили «тремя мушкетёрами» — так много времени они проводили вместе. И всех их, рано или поздно, этот путь вывел если не к славе, то по крайней мере к признанию в литературных кругах. В. Курочкина знали как автора отменной книги «На войне как на войне», позднее экранизированной и ставшей ещё более популярной; В. Конецкий тоже достиг уже приличных вершин благодаря рассказам, морским романам и нескольким киносценариям.
А Валентин Пикуль в этот период продолжал «стряхивать» грязные брызги русофобской критики после выхода журнального варианта «Нечистой силы».
Итак, мы готовились встречать у себя в гостях знаменитого писателя и друга юности мужа — хотелось посмотреть, каков он в жизни, и принять как самого дорогого гостя.
С утра, до работы, сбегала на базар, чтобы к вечеру, как ожидали, приготовить торжественный ужин. Но среди дня на работе раздался телефонный звонок от Валентина, сообщавшего мне, что Вик-Вик приехал и они сидят и обедают.
Друзья юности (пишу так, поскольку знаю, что Пикуль всегда считал Конецкого своим другом), видимо, уже довольно долго сидели за столом, «тепло» отмечая свою встречу.
Пикуль представил меня Конецкому.
— Вик-Вик, люби её так же, как люблю её я, — закончил Валентин ритуал знакомства и позвал к по-холостяцки накрытому столу.
Выпив по стопке и облокотясь о стол, они, мало обращая на меня внимания, говорили, говорили и говорили. Помянули своих коллег по литературному цеху, которых уже нет в живых. Пикуль объяснял холостому Конецкому, как хорошо иметь жену. Конецкий, представляя теперешнюю ситуацию Пикуля, великодушно предлагал материальную помощь, от которой Валентин отказался, сердечно поблагодарив за дружеское участие.
