Пикуль прочёл первую фразу:
«Один император, два короля и три маршала с трудом отыскали себе для ночлега избу потеплее».
Он уже давно забыл её и читал, как читают дотоле неизвестную книгу.
— А здорово, чёрт возьми… — Осознание того, что написанное принадлежит его перу, к автору пока ещё не пришло.
Читательское восхищение, перешедшее затем в писательское удовлетворение, создали благодатный климат для творческой работы. И Валентин окунулся в 1812 год.
К «мужскому» празднику — 23 февраля — я, желая стимулировать его писательское настроение, преподнесла Валентину в подарок красивейший чернильный прибор, искусно выполненный из малахита. Поблагодарив, извиняясь, чтобы не обидеть меня, он дал понять, что свою «непроливашку», «выпившую» уже не менее ведра чернил, он ни на что не променяет.
— Не сердись, — миролюбиво пояснял Валентин Саввич, — эта красота будет меня отвлекать. Я вижу прошлое, только глядя на свою «старушку…»
Подходил к концу февраль. Дочь готовилась вскоре стать матерью.
Предвидя очевидное — появление нового потомства всегда помогает облегчить боль утраты, Валентин «торопил» Марину, но предостерегал от «неосмотрительного» поступка.
— Ты только не вздумай родить 29 февраля, — наказывал он, — а то отнимешь у ребёнка сразу три четверти всех его дней рождения.
Слова возымели действие: внук родился 5 марта.
Выбор имени не занял времени.
— У меня никого из детей не было, и если вы считаете, что я это заслужил, то назовите в честь меня — Валькой, — попросил Валентин Саввич.
Впервые увидев распелёнутого тёзку, с откровенной непосредственностью изумился:
— Я думал, будет страшнее…
Во всех последующих ближайших встречах, в том числе и с приехавшим после очередного рейса Женей Тере-щенковым, который привёз Пикулю в подарок огромную пушистую шапку из собаки, дед не преминул похвастаться свершившимся событием. Ведь делился он радостью с коллегой: Женя вручил «Командору» копию приказа капитана дизель-электрохода «Наварин» Мурманского морского пароходства, удостоверяющего, что Валентин Пикуль зачислен почётным членом его экипажа…
Были в гостях и Вовки — Юрий Данилович с сыном Олегом. Совмещая приятное с полезным, без ущерба дружескому общению они фотографировали Пикуля «для истории». Валентин попросил сделать увеличенное фото Паулюса с группового портрета, где он стоит посередине между Зейдлицем и Пиком.
— Сейчас он мне очень нужен, — многозначительно, по крайней мере для меня, прозвучала просьба писателя.
Я уже давно заметила, как подолгу задумывается Валентин Саввич над письмами Дмитрия Сергеевича Трунцева, сослуживца отца — Саввы Михайловича Пикуля, в которых тот описывал последние минуты его жизни. Об этом Дмитрий Сергеевич написал в 1983 году в небольшой рабочей газете «Мартеновка».
Не меньше сведений, бередящих душу Валентина Саввича, содержалось и в многочисленных письмах ветерана Николая Сергеевича Попова, посвятившего всё своё послевоенное время делу розыска и увековечивания имён незаметных героев Сталинградской битвы.
А по той литературе, которую читал, собирал и суммировал Валентин, можно было безошибочно предположить, что из темы войны вообще и Сталинградской битвы в частности он уже вылепил несколько кирпичиков для закладки фундамента под литературный памятник мужеству советских солдат.
Как всегда, без проволочек, Юрий Данилович вскоре принёс портрет Паулюса, и Валентин Саввич повесил его на стенку.
Я подошла к изображению, долго смотрела на портрет и затем неожиданно для самой себя с ожесточением выпалила:
— А ведь ты же убил отца моего Валентина!
Пикуль широко открытыми… нет, такое избитое словосочетание не передаёт смысл реалий… точнее, хотя и грубее — «разинутыми глазами» смотрел на меня.
— Постой, постой-ка, я запишу. — Пикуль потянулся сначала за сигаретой, потом — за карандашом. Молча докурив сигарету, он с убеждённостью произнес: — Теперь я напишу роман о Сталинграде!
«Теперь я напишу»… Как будто случилось что-то экстраординарное. Как будто… А может, и правда, что-то случилось?.. Только нам, по-видимому, не дано это представить…
Необъяснимая пылинка, упавшая на загадочные писательские весы, перевернула всё.
«Обиженный» Мале отошёл на третий план, а в машинку был вставлен чистый лист, на котором после нескольких вечеров мучительных раздумий и обсуждений появилось название — «Площадь павших борцов».
А на втором плане, как и при работе над любым солидным романом, были только миниатюры, краткосрочное отвлечение на которые давало небольшой отдых, не выбивая из основной тематической колеи.
Коль скоро разговор коснулся миниатюр, уместно отметить, что в третьем номере рижского журнала «Даугава» за 1984 год вышла подборка пикулевских миниатюр.
Валентин Саввич не стремился попасть в престижные столичные «толстые» журналы, а щедро раздавал свои миниатюры провинциальным журналам и газетам.
— Столичные читатели избалованы — пояснял он своё кредо, а тем, что в глубинке, тем моя помощь нужна. И не только читателям — не меньше и издателям. Это писатель знал из писем, в большинстве своём весьма откровенных:
«Читатели просят хоть чего-нибудь из Пикуля!.. Не могли бы вы… Наш журнал очень молод, и появление вашего имени на его страницах явилось бы существенной помощью молодому изданию».
И Пикуль отвечал, посылал свои миниатюры.
Нередки были просьбы-заявки на материалы по конкретным личностям, профессиям или даже… территориям.
Не менее чем само письмо от главного редактора журнала «Теегин гёрл» («Свет в степи»), выходящего в городе Элиста, что в Калмыкии, характерен ответ на него Пикуля.
В письме к писателю высказывалась просьба:
«Может быть, вы располагаете материалами о художнике Фёдоре Калмыке, судьба которого чрезвычайно необычна. Если это так, то не согласитесь ли вы написать о Ф. Калмыке для нашего журнала?
Если такой возможности нет, то, как выражаются наши подписчики, “хоть что-нибудь”!»
Сюда же примыкала просьба написать о М. И. Сердюкове.
А теперь вникните в содержание и вчувствуйтесь в благородно-доверительный тон ответа:
«Уважаемый тов. В. Нуров!
Посылаю Вам три исторические миниатюры, которые ранее нигде не публиковались. Приношу извинения за то, что две из них — с копирки.
Фёдор Калмык и М. И. Сердюков мне достаточно известны. Но сейчас я не обладаю тем материалом, который надобен для работы над ними. Но мне известно, что у Вас живёт хороший и добросовестный историк-писатель А. Ба-лакаев, который, смею думать, справится с описанием Ф. Калмыка и М. Сердюкова лучше меня.
С уважением Валентин Пикуль».
