В конце апреля Валентин приветливо встречал гостей. С первых же минут общения гости и хозяин прониклись полным взаимопониманием. Немного погрешила против истины: полного понимания не было. Так, Николай Николаевич, в прошлом моряк, а ныне учёный с энциклопедической эрудицией в вопросах истории Франции, благороднейший и добрейший человек, никак не смел поверить и тем более понять, как автор, не знающий французского языка, мог написать «Каждому своё», «Париж на три часа» и, наконец, «Фаворит».
Для него это так и осталось непостижимым, хотя Пикуль не только поведал Николаю Николаевичу о том, что большинство источников того периода было переведено на русский, но и продемонстрировал их, снимая с полок своей библиотеки.
Постепенно разговор перешёл на широко известные книги Н. Н. Молчанова «Дипломатия Петра I», «Генерал де Голль», которые Валентин Саввич читал и высочайше ценил. Но профессор вновь и вновь возвращался к «Фавориту».
— Как я хотел бы написать книгу, чтоб у неё был бы такой же успех, — держа на руке пикулевский двухтомник, выражал своё восхищение Николай Николаевич. — Она будет жить вечно, вот попомните моё слово.
В течение нескольких дней «прощупав» Пикуля по вопросам дипломатии вообще и французской в частности, по истории в целом и XVIII веку особенно, удивлённый Николай Николаевич заключил:
— Валентин Саввич, ваши академические знания требуют во имя справедливости присуждения вам учёной степени доктора исторических наук без защиты диссертации — по совокупности ваших трудов. Обещаю, что этим делом я займусь.
— Вот это совсем не нужно, — отговаривал Пикуль. От этого не будет толку ни мне, ни вам.
Валентин Саввич «как в воду смотрел»: напрасные хлопоты Молчанова доставили неприятности только самому ходатаю…
Знакомство с А. В. Серёгиным дало большой и эффективный толчок творчеству и повлияло на жизненную позицию писателя. В том смысле, что заставило по-иному взглянуть на поколение 30-летних, тех, кто шёл на смену ветеранам войны.
Воспитанный, внешне эффектный, страстный знаток и любитель истории, Александр Васильевич покорил Пикуля. Они как будто бы давно шли навстречу друг другу. И слава богу, что их встреча состоялась. Она многое дала им самим, но самое главное — ещё больше выиграли читатели. С тех пор чаще обычного стали появляться в «Советской России» миниатюры Валентина Пикуля, а появившееся в газете интервью с писателем и профессиональное мнение авторитетного ученого (Н. Молчанова) о романе «Фаворит» произвели фурор в сознании читателей и повергли в шок критиков…
Немногим из современных литераторов уделял Валентин такое внимание, как Дмитрию Анатольевичу Жукову. Каждая встреча давала писателю много положительных эмоций.
Июль 85-го был богат на встречи с высокопоставленными людьми. 22 июля, по предварительной договоренности, квартиру Пикуля посетили председатель Совета министров ЛCCP Юрий Янович Рубен вместе с Владимиром Ивановичем Теребиловым — председателем Верховного суда СССР.
— Так вот где он фотографировался! — войдя в кабинет Пикуля и показывая на кресло в углу, воскликнул В. Тере-билов.
Имелась в виду фотография на обложке «Роман-газеты» с «Реквиемом…».
И, внимательно осмотрев размещённые на полке альбомы зарубежного искусства, Владимир Иванович удовлетворённо добавил:
— Теперь понятно. А то мы долго рассматривали фото и никак не могли понять, почему все книги библиотеки русского писателя на иностранном языке?
Разговоры были длинными и интересными. Могло показаться странным, что вместо ответов гостям на интересующие их вопросы Пикуль засыпал собеседников своими. Ему было интересно знать состояние дел в местах лишения свободы, поскольку сам собирался написать роман «Каторга». Ещё весной он отправил заявку в Лениздат, в которой говорилось:
«Предлагаю издательству новую книгу под общим названием “Оборона ”, в которую должны войти романы “Крейсера” и “Каторга”, заключающие цикл моих “дальневосточных” произведений (предыдущие романы “Богатство” и “Три возраста Окини-сан”уже вышли отдельными книгами).
Первый роман, “Крейсера”, посвящён героической обороне Владивостока летом 1904 года. В основе второго романа “Каторга” — события, связанные с созданием на Сахалине местными жителями и ссыльными каторжанами народного ополчения, которое в неравной борьбе с японскими захватчиками отстаивало в 1905 году дальние рубежи нашей Родины.
Роман “Крейсера” готовится к публикации в 8-м и 9-м номерах журнала “Молодая гвардия” в текущем году. С журналом “Наш современник” имею договорённость о публикации романа “Каторга” (объёмом в 20 авт. л.) в 1986 году…»
Романа ещё не было, но писатель «уже жил на каторге». Он жадно собирал материалы по истории Сахалина, прочёл книгу Сенченко о сахалинской каторге. Поэтому интерес, проявляемый Пикулем-каторжанином к судье, был абсолютно неподдельным.
Неожиданно симпатичное впечатление произвёл на Пикуля Юрий Янович. Понаслышке знакомый с персонами сусловско-зимянинского ранга, Валентин Саввич был приятно удивлён, обнаружив, что этот простой в обращении человек с широким спектром интересов хорошо знает историю России.
Время встречи с интересными людьми пролетело совсем незаметно, хотя длилось более пяти часов…
Спустя три дня Пикуль принимал у себя Дмитрия Антоновича Волкогонова с женой Галиной Алексеевной. Сопровождал заместителя начальника Главного политического управления СА и ВМФ представитель политуправления военного округа, полковник А. С. Сидоренко, ранее уже хорошо знакомый с нашим домом.
Надо сказать, что к этому визиту мы готовились с каким-то трепетом. Для меня, заведующей библиотекой окружного Дома офицеров, Д. А. Волкогонов представлял высочайший авторитет. Ещё бы! Главный политический идеолог, книги которого в армейских библиотеках стояли на одном из самых видных мест. Интерес Пикуля тоже был не праздным. Писателю хотелось узнать причину, почему его военно-исторические романы не задерживаются в поле зрения Воениздата.
Кроме того, думаю, в мыслях Валентина уже тронулось в рост зерно, которое вырастет позднее в роман «Честь имею». И он очень внимательно присматривался к поведению, манерам и образу мышления офицеров и генералов, стоящих на высоких ступенях армейской служебной лестницы, дающих им право и власть распоряжаться чужими судьбами.
Непринуждённые, открытые и, я бы сказала, предельно откровенные отношения возникли почти сразу. Войдя в кабинет, Дмитрий Антонович сел на длинную лавку и, положив на неё ладони рук, по достоинству оценил вкус Пикуля.
— Что-то родное… деревенское… сибирское… — Восторг Волкогонова не нуждался в многословии.
Дмитрий Антонович подарил Пикулю две свои книги. Ответный презент доставил Валентину Саввичу некоторые трудности, сопряжённые, однако, с определённым удовлетворением.
На любое подношение следовал один и тот же ответ:
— Спасибо, это у меня есть.
