С трудом отыскалась книжонка миниатюр, из тех, «чего нет».
Много говорили об истории и архивах, литературе и генеалогии, о Китае и маоизме. Валентина Саввича восхищала непринуждённая упорядоченность движения мысли собеседника.
На этом думаю и ограничить рассказ о гостях, которых было в этот год так много, что одно перечисление фамилий займёт немало места. Так что, скажу по-женски, домашний халат надевать практически не приходилось…
Зарисовки с натуры
В этом году на даче в Саулкрасты мы жили мало, поскольку гостей принимали в городской квартире. Чаще приезжали на дачу, чтобы хоть немного отдохнуть.
На территории дачи находился подземный родник, над которым возвышалась вся сопутствующая колодцу незамысловатая архитектура.
Колодезная вода сразу влюбила в себя Пикуля.
Помните у Р. Рождественского о таёжном цветке, который «не поймёт никогда, что вода из-под крана, это — тоже вода».
Действительно, сравнение здесь неуместно.
В дневное время пребывания на даче Валентин Саввич забывал про свой неизменный чай. По-моему, сколько раз в городе он бегал к чайному агрегату, столько же раз на даче он посещал колодец. И, наверное, не только из-за воды.
Улучив минутку, сделав паузу в работе, Валентин шёл к колодцу. Он сидел некоторое время, облокотившись о сруб, затем вставал, клал руки на ворот, не то глядя, не то впитывая силы от дубового бревна. Медленно, не торопясь, любуясь наматывающейся цепью, извлекал из подземелья ведёрко с водой, делал несколько глотков, ещё раз, как бы благодаря за угощение, похлопывал ворот и шёл в дом.
И это, как по-заученному, повторялось почти «слово в слово».
Лишь ближе к ночи он переходил на чай, используя для этого ту же колодезную воду. И даже при появившихся каменно-почечных коликах Валентин не стал вопреки моим уговорам обращаться к врачам.
— Поедем лучше на дачу, — попросил он, — родник меня вылечит.
Природные, чистые и искренние вода и вера действительно помогли…
То ли недавняя работа над «Крейсерами», то ли старый якорь с цепью, висевший на стене сарая возле дачи — излюбленном месте размышлений писателя, разбередили морскую душу Пикуля: он почти не снимал тельняшку. Так и запечатлён он на редких фотографиях этого года.
Вернёмся к делам литературным… Как бы между делом в течение лета и осени были написаны миниатюры:
«Трудолюбивый и рачительный муж» — о П. Рычкове;
«Доменико Чимароза»;
«Из пантеона славы» — о Франческо Арайя;
«Через тернии — к звёздам» (Пребывание Р. Вагнера в Риге);
«Тепло русской печки» — о Д. Гнусине;
«Мичман флота в отставке» — о Б. Голицыне;
«Легенда об одном портрете» («Не говори с тоской: их нет») — о фон Дрейер-Чижовой;
«Под скрип гусиных перьев». Пожалуй, только последняя миниатюра далась Пикулю с большим трудом. К ней он приступал несколько раз.
— Очень сложно писать о Семёне Романовиче Воронцове, ибо личность эта весьма противоречива. В «Фаворите» я уже писал о нём, сейчас остановлюсь более подробно, как под скрип гусиных перьев посольство России в Лондоне во главе с Воронцовым выиграло битву за мир.
Заканчивая миниатюру, Пикуль писал:
«…борьба за мир не сегодня началась и не завтра закончится. Только нам уже не слыхать мажорного скрипения старых гусиных перьев, зато из ночи в ночь грохочут в редакциях газет бодрые телетайпы…»
Законченные миниатюры долго не залёживались. Они расхватывались различными журналами, и после выхода ближайших номеров Пикуль уже получал письма — отклики читателей, в большинстве своём — благодарные.
Валентин высоко ценил только тех людей, которые добросовестно выполняют свой профессиональный долг. Так, после интервью, данного корреспонденту газеты «Советская молодёжь» Ирине Литвиновой, Валентин Саввич после её ухода заключил:
— Молодец. Смелые и толковые вопросы задаёт и ответы схватывает на лету. Эта важнейшая черта для журналиста.
«Фаворита» продолжали «клевать». Обмениваясь мнениями по телефону, Юрий Александрович Лимонов успокаивал:
— Не волнуйтесь, Валентин Саввич. Пикуля читают и Горбачёв, и Рейган.
— Горбачёв — понятно. Но разве Рейган знает русский? — вопрошал писатель.
Всё же интерес к своему творчеству Пикуль ощущал наяву.
Работники кино просили разрешения на экранизацию «Богатства», и уже был заключён договор с Ленфильмом на «Моонзунд». Наконец-то и Воениздат проявил интерес: есть намерения переиздать роман-хронику «Из тупика».
Из «Авроры» получен договор на роман «Честь имею». И в это же время Пикуль вместе с Николаем Михайловичем Коняевым — редактором из «Советского писателя» — работают над рукописью книги «Под шелест знамён».
После некоторых, ранее упомянутых мною разногласий с издательством по поводу сентиментального романа Пикуль изучал представителя «Советского писателя» особенно тщательно. Но спокойный, уравновешенный, профессионально высокограмотный и к тому же много пишущий на исторические темы редактор быстро расположил к себе Валентина Саввича. Несколько дней постоянного общения сблизили двух литераторов. Перед отъездом Николая Михайловича, желая сделать ему что-то приятное и памятное, Пикуль попросил моряков организовать интересную экскурсию. И такое мероприятие состоялось.
Экскурсия на самом деле была необычной — на подводную лодку. И не столько НА, сколько В…. и с посвящением в подводники.
Ощущение теплоты и взаимной симпатии всегда характеризовало их отношения и в последующие годы…
Письма и посылки
Письма в адрес Валентина Пикуля шли постоянно. Поток их был неравномерен. Три — пять писем в день позволяли без особых хлопот ознакомиться с ними и, если встречался серьёзный проблемный вопрос, ответить на него. Но после выхода новой книги или выступления писателя по телевидению корреспонденция резко возрастала. В один из таких дней я пересчитала пришедшие письма — их было 48.
Каждый понимает, что не только ответить, но даже прочесть полсотни писем одному человеку за день непросто, даже если забросить свою основную работу.
Поэтому обязанность заниматься почтой с первых дней нашей жизни Валентин Саввич возложил на меня.
Значительная группа писем содержала различные просьбы. Например, помочь в приобретении книги до более серьёзных — например, помочь вызволить кого-то из «несправедливого» заключения.
Деловые письма, более всех любимые Пикулем, содержали советы, предложения, обнаруженные в его произведениях ошибки. Так, один специалист в области астрономии заметил автору, написавшему в романе фразу: «Светила полная луна», что в описываемый день двухсотлетней давности было новолуние, и дал формулу, которой нужно руководствоваться для подобных расчётов.
