— Ты хочешь ещё доработать роман «Крейсера»? — поинтересовалась я.
— Нет, — ответил Валентин, — думаю закончить дальневосточную тетралогию романом «Каторга». Но материала маловато, и здесь мне, как никогда, потребуются твоя помощь и советы.
«Каторга» базировалась на использовании шестидесяти трёх документальных источников, среди которых были монографии, мемуары очевидцев, воспоминания каторжан. Пестрят похожие, иногда повторяющиеся названия книг и брошюр, в том числе и иностранных авторов:
— Агафонов В. Заграничная охранка. По секретным документам заграничной агентуры и Департамента полиции. Петроград: 1918.
— Виноградов А. В дальних краях. Главы о Сахалинской каторге. М.: 1901.
— Генкин И. По тюрьмам и этапам. Петроград: 1922.
— Дмитриев Н. В плену у японцев. СПб.: 1908.
— Кукуниан С. Последние дни на Сахалине. Баку: 1910.
— Лаббэ П. Остров Сахалин. Пер. с фр. М.: 1903.
— Лобас Н. Каторга и поселения на Сахалине. Павлоград: 1903.
— Панов А. Сахалин как колония. М.: 1905.
— Сахаров Р. Полтора месяца в бухте «Табо». Харьков: 1911.
Большинство книг я достала быстро. Много хлопот доставила лишь одна — воспоминания С. М. Кукуниана «Последние дни на Сахалине», вышедшая в 1910 году в количестве всего 4 тысячи экземпляров. Разосланные запросы позволили обнаружить её в Ростове-на-Дону, откуда и были получены фотокопии.
Но, несмотря на все старания, так и не удалось приобрести выпуски «Тюремного вестника», где были опубликованы «Записки сахалинского чиновника», книгу епископа Сергия «На Южном Сахалине» (1914) и «Владивостокские епархиальные ведомости» за 1908 год, в которых, по неопровержимым сведениям Пикуля, были напечатаны «Воспоминания о русско-японской войне на Южном Сахалине» А. Троицкого.
Отсутствие этих интересных материалов тормозило дело. Но видно было, что Валентин Саввич всё равно серьёзно нацелился на задуманное: написать роман «Каторга».
Но, несмотря на занятость, Валентин дважды встречался с воинами. Сначала в Дубултах, с участниками семинара молодых армейских литераторов, а накануне Нового года — с политработниками округа. Хочу подчеркнуть необычность начала выступления перед офицерами:
— Заранее к выступлениям не готовлюсь, поэтому затрудняюсь — с чего начать? Наверное, с самого волнующего. Работаю над новым романом, и как особо опасный преступник (улыбается) вместе со своими героями «отбываю» сахалинскую каторгу. Видите, даже пострижен наголо. Надеюсь, когда волосы отрастут, и вновь стану «красивым», этот нелёгкий труд будет закончен…
Недостаток необходимых сведений не поднимал Пикулю настроения. Присланная очень кстати другом-юнгой Джеком Барановым книжка с блатным жаргоном уголовников лишь немного восполняла пробел.
Но Валентин Саввич решился на экспериментальный ход.
— Как ты смотришь на такой вариант? — Пикуль обращался ко мне, как к человеку, уже проштудировавшему вместе с ним всю «каторжанскую» литературу. — Думаю приступить к «Каторге», причём здесь я хочу «распустить вожжи» и выступить в качестве, если хочешь, этакого графомана. На основе исторических событий я напишу художественное произведение. Исходя из этого, я сам выбираю себе героев, частично — реально существующих, а большинство — плод моего воображения. Имена, воплощённые в географические названия, оставлю, а другие изменю.
— Вот за это тебя потом и будут бить, — прозорливо, как оказалось впоследствии, возразила я.
— Так я же собираюсь писать не монографию по истории Сахалинской каторги, — продолжил Пикуль, — а трагедию былого времени. Таким и будет подзаголовок.
Его аргументы показались мне убедительными.
21 ноября 1985 года Валентин приступил к работе над «Каторгой». И с этого дня из ночи в ночь, практически продолжался напряжённый «каторжный» труд.
Приступив к роману, Пикуль планировал его закончить к новому году. Но календарный план редко удобно пристёгивается к планам творческим. Срок и качество — персоны конфликтующие. Одной из сторон надо отдавать предпочтение. У Пикуля всегда в привилегированном положении находилась последняя.
Тяжело давалась «Каторга». Сказывалось не только физическое переутомление, отсутствие отдыха. Ещё больший отпечаток накладывала непривычная работа с психологически тяжёлым материалом: работа в режиме как бы растянутого стресса, беспросветного блуждания в дебрях отрицательных эмоций — ведь роман был не о райском уголке, а о заброшенном острове империи, который стал местом ссылок и тюрем. Основные события в новом романе происходили на Сахалине, главном восточном форпосте на Тихом океане.
К 1905 году на Сахалине сложилась довольно сложная ситуация.
По международному праву того времени существовало положение, что в местах ссылки военные действия не ведутся. Япония, которая не подписала это соглашение, на захват острова бросила огромные силы: две эскадры и несколько боевых дивизий с хорошо обученными войсками. Японцы 15 мая разгромили эскадру Рожественского, а 24 июня высадились на Сахалине.
После Цусимы у японцев были «развязаны» руки. Нигде до этого самураи не действовали с такой жестокостью, как здесь.
Малочисленный гарнизон Сахалина не мог остановить японцев.
Для отражения натиска захватчиков и освобождения острова была создана народная дружина из числа каторжан. Эту ситуацию и использовал Пикуль в «Каторге». В данном случае мы «сталкиваемся с парадоксальным явлением: казалось бы, кто будет защищать тюрьму, в которой сидит? Но земля-то русская. Эта тюрьма для каторжан в данном случае выступала как частичка Родины», а святая честь каждого русского человека — защищать родину от врага. Казалось бы, у каторжан очерствела душа, но в трудную для родины минуту в их душе патриотические порывы оказались главными. И рядом с надзирателем сражались — героически! — каторжане, сражались и погибали, потому что знали — пощады от японцев не будет.
Несколько отрядов ополченцев прошли весь Сахалин от севера до юга, до мыса Погиби, и здесь переправились на материк. В Николаевске-на-Амуре ополченцев-катор-жан встречали как героев. Все они по амнистии были освобождены, многие из них получили награды.
В сахалинской каторге любой человек — врач, учитель, архитектор, осуждённый и сосланный на Сахалин, переставал быть доктором или адвокатом. С этого момента — он уже «не человек, а только одушевленное существо, которому дана возможность чувствовать, но ни мыслить, ни протестовать он не может. Он — раб.
Но в центре романа «Каторга» — главный герой Полы-нов, фигура сильная, своеобразная, сложная, противоречивая — настоящий любитель острых ощущений, который добивается удачи и ставит в жизни, как в рулетке, всегда на 36.
Реально существовавшего прототипа не существовало, — это собирательный образ, автор, «слепил» этот образ из нескольких каторжан, полюбил его, наделил смелостью, умением добиваться желаемого. Любой автор исторического романа волен сам выбирать героя — хорошего или плохого, «автор вправе сложить его, как мозаику из красочных частиц добра и зла».
