Но самое большое число колкостей и нелестных замечаний было адресовано кухарке, мексиканской эмигрантке Долорес, женщине не менее обидчивой и темпераментной, чем сама тетя Клава.
«Что это за еда?! Это же отрава, а не еда! Сплошной перец! Симона! Эта проходимка хочет, чтобы у тебя случилась язва желудка! Ты должна немедленно ее уволить, я вполне могу справиться без нее».
В ответ Сима тяжело вздыхала и отрицательно качала головой. Ее полностью устраивала стряпня Долорес и переходить с мексиканских блюд на борщи и галушки не было никакого желания. Тетя Клава обиженно поджимала губы и с видом оскорбленной королевы отправлялась в свою комнату, а на следующий день все повторялось сначала.
Она бесцеремонно вторгалась во владения Долорес, и у Симы закладывало уши от доносящихся с кухни воплей – темпераментный испанский, забористый украинский, ломаный английский сводили с ума и не давали сосредоточиться.
Почти месяц Сима покорно терпела это безобразие, а потом приняла соломоново решение.
С этого момента Долорес вменялось в обязанности готовить еду для хозяйки, а тете Клаве доверялось самое святое – кормить Макса.
Нельзя сказать, что конфликт сразу сошел на нет. Между женщинами по-прежнему вспыхивали перебранки, но теперь каждая чувствовала твердую почву под ногами и точно знала круг своих обязанностей. Постепенно противостояние перешло в здоровую конкуренцию, а взаимная нетерпимость – в некое подобие дружбы. На кухне и в квартире воцарились наконец мир и тишина.
Ежедневные препирательства тети Клавы и приходящей прислуги происходили днем, в то время, когда Сима была на работе, и это ее вполне устраивало. Впрочем, она готова была терпеть гораздо большие неудобства, чем склочный и обидчивый характер тети Клавы, ее взрывной темперамент и отвратительную привычку поучать всех и каждого, по одной-единственной причине.
Тетя Клава, эта воинствующая амазонка с нелепыми химическими кудрями, оказалась идеальной няней. Она души не чаяла в «своем Максимке», ревностно оберегала его от всех мыслимых и немыслимых напастей, пела чудесные колыбельные, гуляла с ним на улице, готовила изумительные супчики, паровые котлеты, суфле и фрикадельки, поила свежевыжатыми соками.
«Мой Максимка должен кушать только натуральные продукты».
Неудивительно, что все имевшиеся в доме детские консервы и каши быстрого приготовления были преданы анафеме и выброшены в мусор, а Симе пришлось битый час выслушивать лекцию о том, какой непоправимый вред наносят консервированные продукты хрупкому детскому организму. Косо смотрела тетя Клава и на детские витамины, которые Сима ежедневно давала Максу.
– Витамины должны быть естественного происхождения: лучок, морковочка, яблочки, виноградик… А ты все химией дите пичкаешь, – бурчала она, зная, что по этому вопросу «неразумная мамаша» занимает жесткую позицию и спорить с ней бесполезно.
– В наше время нет никаких гарантий, что в морковочке и яблочках все натуральное, – парировала Сима, и тете Клаве приходилось смиряться.
Время шло. Сима повзрослела, из упрямой девчонки превратилась в настоящую бизнес-леди. Тетя Клава почти не изменилась. Ну разве что сменила совковую «химию» на стильную короткую стрижку. Годы, прожитые в Штатах, никак не отразились на ее характере. Она по-прежнему смертельно обижалась из-за пустяков, до хрипоты отстаивала свою точку зрения, ругалась с Долорес и готова была придушить любого, кто посмел бы обидеть ее драгоценного Максимку.
А Макс из щекастого карапуза с редкими черными волосенками и глазками не поймешь какого цвета превратился в шустрого желтоглазого мальчугана с вечно разбитыми коленками.
Жесткие, как проволока, вьющиеся волосы, смуглая кожа и кошачий прищур – это от мамы. А все остальное, начиная с улыбки и заканчивая формой ушей – от отца. Постоянное напоминание о человеке, которого Сима и так ни на секунду не могла забыть.
А тут еще тетя Клава подливала масла в огонь:
– Ушки у нашего Максимки не твои, – заявляла она, поглаживая мальчика по вихрастой голове и хитро поглядывая на Симу. – Говорят, что по ушам определяют породу. Видать, в отцовскую породу пацаненок пошел. Даром что смуглявый да желтоглазый… А отец-то его красивый, небось?
Обычно Сима просто игнорировала эти глупые разговоры про породу и про Максимкиного отца, но однажды не выдержала, сорвалась.
То ли день выдался такой неблагоприятный, то ли ее нервная система, измотанная бесконечными стрессами, дала сбой, но выстроенная семь лет назад плотина не смогла больше противостоять копившимся в ней боли и обиде. Госпожа Симона Маркос, железная леди, коварная и бездушная стерва, разрыдалась.
Она плакала долго, размазывала слезы по лицу и всхлипывала, как маленькая девочка. Вокруг нее суетилась ошалевшая от такой бурной реакции на невинный вопрос тетя Клава.
– Ну, шо ты, деточка? Симоночка, не надо плакать! – приговаривала она, отсчитывая капли едко пахнущего валокардина. Валокардин, по мнению тети Клавы, был самым лучшим лекарством от душевных, а уж тем более от сердечных страданий.
– На-ка, Симоночка, выпей. Сразу полегчает.
Сима отталкивала стакан с одуряющим запахом, продолжала тихо поскуливать и вытирать слезы рукавом дорогущей шелковой блузки.
– Деточка, деточка! Да плюнь ты на кобелину этого! – тетя Клава опрокинула в себя валокардин. – Плюнь и разотри. Ты же красавица, умница. У тебя же все есть – дите распрекрасное, деньги, молодость. У тебя все впереди!
Сима слушала увещевания тети Клавы и тупо кивала головой, как китайский болванчик.
Это наивное заблуждение – думать, что у нее все впереди. У нее все уже позади. И личико ее ребенка – только лишнее тому подтверждение. Она каждый день видела перед собой, нет, не точную копию Ильи, но его продолжение. Это было мучительно.
Прошлое не отпускало. Оно засасывало, отнимало последние силы, и с этим нужно было срочно что-то делать.
Или она уничтожит почти мистическую власть прошлого, или прошлое уничтожит ее.
Пора…
Сима громко всхлипнула, вытерла опухшее от слез лицо невесть откуда взявшимся кружевным платочком.
– Тетя Клава, мне нужно уехать на пару месяцев. Ты присмотришь за Максом? – спросила она почти нормальным, только слегка охрипшим голосом.
– Присмотрю, конечно. А куда ты собралась?
– В Россию.
– Батюшки! – тетя Клава прижала руки к необъятной груди. – Да что же ты забыла в России этой?
– У меня там остались кое-какие нерешенные дела, – ответила Сима уклончиво. – Но ты не волнуйся, если все пройдет как надо, через пару месяцев я вас с Максом заберу к себе.
– А ты что же, надумала туда насовсем переселяться? – тетя Клава шумно вздохнула.
– Пока еще не знаю. Сначала слетаю одна, осмотрюсь, а потом уже решу. В любом случае, – Сима обняла тетю Клаву за плечи, – для решения моей проблемы потребуется определенное время, и мне хотелось бы, чтобы вы с Максом были рядом.
