Я добираюсь до самой высокой точки трассы возле конюшни, немного опускаю руки, чтобы адаптировать свой стиль бега к спуску с холма, и продолжаю двигаться дальше. На берегу речки Кребсбах, где поле сменяется лесом, из зарослей прямо на дорогу передо мной выскакивает косуля.
Бегать можно везде, даже по ленте тренажера в помещении без окон. Но такое возвышенное чувство бега возникает только на свежем воздухе, в лесу. Это чувство единения с природой.
Взглянув на меня, косуля вновь исчезает в подлеске. Мы, люди, восхищаемся пружинистым и легким стилем передвижения косуль, но мало кто знает, что в беге на 15 километров косуля не имеет никаких шансов против нас. Она не способна потеть, поэтому вынуждена постоянно делать остановки, чтобы не допустить перегрева организма. Многие животные не могут одновременно дышать и бежать, поэтому тоже должны перемежать спринт с остановками, чтобы глотнуть воздуха.
Мне бежать еще два километра. Дыхание успокаивается, но зато дают о себе знать икроножные мышцы. Я не могу точно определить характер боли, но подозреваю, что на последних километрах будет только хуже, и эта мысль изгоняет последние остатки эйфории.
Я использую свой старый прием, помогающий игнорировать неприятные ощущения, и кое-как добираюсь до дома.
Прием очень прост. Кто-то для засыпания считает овечек, а я повторяю про себя результаты на километровой дистанции, которых мне хотелось бы достичь: 2:28,6; 2:27,9; 2:26,3.
Жизнь Йенса после бега
Ветер усиливается и вспенивает морские волны у берегов Фрисландии с такой силой, какой не помнят здесь уже на протяжении нескольких поколений. Темные валы высотой с дом набегают один на другой. В воздухе разносится грохот прибоя. Волны свирепо бьют по плотине. Глядя на эту картину, я не могу не вспомнить пророчество деревенской старухи Трин Яне, сделанное ею незадолго до смерти: с неба будут падать капли крови, а священник найдет в чаше для умывания пять окровавленных черепов величиной с горошину. Возможно, настал как раз тот момент?
Я сижу в гамбургском театре «Талия» на постановке по мотивам новеллы Теодора Шторма «Всадник на белом коне».
Театр – это, как правило, не то место, где можно что-то разузнать о беге, и все же я нахожусь здесь. Главную роль смотрителя плотины Хауке Хайена играет Йенс Харцер, с которым я в молодости не раз соперничал на беговой дорожке. Со сцены он заклинает бурю, разразившуюся над Северной Фрисландией: «Вечером на полумесяц стремительно наплывали багровые тучи, мрак то и дело сменялся зловещим светом. Шторм усиливался».
В такие моменты пьеса начинает выполнять свою изначальную функцию: она переносит публику в эпицентр событий, и я, сидя в двадцать первом ряду, ощущаю на своем лице клочья морской пены. «Йенс Харцер настолько хорош в своей роли, – писал театральный критик газеты Welt, – что мог бы декламировать телефонный справочник Северной Фрисландии, и публика не заскучала бы».
Йенс Харцер дважды признавался в Германии лучшим актером года. Он выступал на лучших сценах Мюнхена, Берлина и Гамбурга, а также на Зальцбургском фестивале. И мне интересно, помогло ли ему в этом прошлое увлечение бегом.
Предположение о том, что бег способствует развитию творческих способностей, высказывают сегодня многие ученые. Можно ли совершенствовать за счет физической активности такие качества, как устойчивость к внешним воздействиям и способность концентрировать внимание?
«Устойчивость к стрессу у человека определяется прежде всего генами, – говорит один из ведущих исследователей проблем стресса Флориан Хольсбёр, бывший директор Мюнхенского института психиатрии Общества Макса Планка. – Если она есть, то ее невозможно устранить тренировками. А вот приобрести можно многое».
В феврале 2016 года исследовательская группа из Карлсруэ под руководством Бирте фон Харен опубликовала в European Journal of Applied Physiology результаты изучения влияния аэробных тренировок на повышение устойчивости к стрессам. В эксперименте участвовало 60 студентов. Их разбили на две группы. Одна должна была в течение 20 недель до экзаменов вести обычную жизнь, а другая в это же время дважды в неделю занималась бегом. Уровень стресса определялся в начале и конце тестового периода путем измерения частоты сердечных сокращений. Исследования показали, что группа бегунов к концу семестра заметно меньше страдала от экзаменационного стресса.
Между театральным артистом и бегуном есть одна очевидная общая черта. Оба ждут сигнала – поднятого занавеса или выстрела стартового пистолета, – после чего должны по максимуму продемонстрировать все, на что способны. Однако когда я задаю себе вопрос, сказался ли бег на подготовке Йенса Харцера к артистической деятельности, то имею в виду не только стрессоустойчивость, дисциплинированность и умение себя контролировать. Вопрос должен пониматься шире: если человек был бегуном, остается ли он им внутренне? Может ли он не только гореть страстями, но и проявлять скрупулезность и педантизм, свойственные бегуну?
Йенс входит в кафе. На нем подчеркнуто широкие вельветовые брюки и байкерская куртка. Сказать, что Йенс Харцер выглядит вызывающе – значит ничего не сказать. Мне он всегда казался задумчивым и немногословным парнем себе на уме. Но что я могу сказать о нем нынешнем, если мы не виделись 26 лет?
И как я только мог подумать неделю назад, что мне неохота встречаться ни с кем из старых друзей, с которыми вместе бегал, и что время отдалило нас друг от друга? В гамбургском кафе «Леонар», где посетители пишут не в ноутбуках, а от руки в блокнотах, я провожу три часа, забыв обо всем, кроме голоса и жестов Йенса Харцера.
У него особый смысл приобретает даже заметная вертикальная складка на переносице – тот самый символ старения, который не пользуется у нас особой любовью. Он непроизвольно хмурит лоб, подчеркивая смысл сказанного. Но эта складка разглаживается, когда он говорит: «Воспоминания о беге возникают не только в связи с нашей встречей. Я и сам частенько мысленно обращаюсь к тому времени и много думаю о нем».
Недавно он стоял на краю футбольного поля, где его тринадцатилетний сын играл в составе районной команды. Несмотря на все амбиции и ответственность, это была все-таки непринужденная детская игра, и Йенс Харцер вдруг вспомнил самого себя в этом возрасте. «Тогда я уже ездил на соревнования, и у меня было сильно развито честолюбие. Мир спорта крепко держал меня в своих щупальцах, и я чувствовал себя в них достаточно комфортно. Но, возможно, это было слишком рано для меня, потому что такое состояние связано с неуверенностью и одиночеством».
Перед мысленным взором Йенса возникает картинка, которую не смогли замутнить даже 30 лет, прошедших с того дня: он сидит один в чужой машине. Отец его друзей по легкоатлетическому клубу захватил Йенса с собой на соревнования по кроссу в Вольфскелене. Все остальные находятся либо на заснеженной трассе, ведущей в гору и вокруг озера, либо болеют за других участников. Его забег будет только через полтора часа. Он остался один в чужом автомобиле, чтобы почитать книжку, которую купил, когда ему было пятнадцать лет, – «Спортивная психология. Основы, методы, анализ». В оглавлении Йенс делает пометки напротив главы «Предстартовый страх». Там написано, что надо обратить негативную энергию в позитивную, и ему очень хотелось бы этому научиться. Вот только он понятия не имеет как. В книге об этом не говорится.
