Проблема лишь в том, что я потею. Как же я явлюсь весь мокрый и пропахший потом на интервью с Нико?
Я начинаю осторожно маневрировать между двумя противоположными целями: своевременно оказаться на вокзале и не вспотеть. Я быстро пробегаю 200 метров, а затем 150 иду пешком, чтобы снизить нагрузку. В результате время прибытия не удается сдвинуть ниже отметки 19:19, но под джинсами и рубашкой создается какая-то прохладная прослойка.
Свернув на Ансбахерштрассе, уже в городской черте Тройхтлингена, я вижу по левую руку вокзал. От него меня отделяют только железнодорожные пути и индустриальная зона, но пути я уж как-нибудь смогу перейти. Это поможет сократить расстояние.
Я сворачиваю на Гштадтерштрассе. Она идет немного под уклон. Что ж, тем легче. Я миную громадную парковку, на которой ужинают две семьи. Ресторан фастфуда по случаю хорошей погоды вынес столики прямо на стоянку. Прохожу мимо нарочито спокойно, потому что на виду у людей не хотелось бы бегать в цивильной одежде. И тут я замечаю, что через пути нет ни моста, ни туннеля, и меня охватывает паника. Надо возвращаться на ту дорогу, которую посоветовал смартфон, и от преимущества, которое я заработал бегом, ничего не остается. Я проношусь мимо обедающих семейств и снова оказываюсь на Ансбахер-штрассе.
В 19:21, за четыре минуты до отправления, я прибегаю на вокзал и вижу, что торопился напрасно. Поезд опаздывает на десять минут.
Я покупаю билет и успокаиваюсь. И в этот момент на меня накатывает пот, который я так старательно сдерживал все это время. Он буквально брызжет изо всех пор. Майка моментально пропитывается им, по лбу текут капли.
Садясь в поезд, я стараюсь держаться подальше от остальных пассажиров и сразу же запираюсь в туалете.
Я снимаю майку и начинаю обмывать лицо и торс. В какой-то момент я вижу свое лицо в тусклом зеркале и комментирую увиденное: «Ты стоишь в туалете поезда и моешься».
В туалете так жарко, что я обсыхаю не вытираясь. Понюхав майку, я понимаю, что ее надо постирать.
К тому моменту, когда спустя десять минут Нико встречает меня в Эллингене, на следующей остановке после Штопфенхайма, на майке остается всего одно-два влажных пятна. Я с улыбкой приветствую его, но, сев в машину, краем глаза нервно наблюдаю, не раздражает ли его неприятный запах.
Но либо Нико галантно делает вид, что ничего не замечает, либо умывание в туалете оказалось эффективным. Однако самый сенсационный результат этого вечера, оставшийся незамеченным из-за суматохи с поездом, доходит до меня лишь на следующее утро – подошвенная фасция. Впервые за три недели я пробежал четыре километра от Веттельсхайма до Тройхтлингена, не чувствуя абсолютно никакой боли.
Упражнения на полу
За время, ушедшее на заживление подошвенной фасции, появились боли в тазобедренном суставе и напряжение в пояснице. Пакет со льдом, которым я на прошлой неделе отчаянно пытался охладить стопу, перекочевывает теперь к ахиллову сухожилию другой ноги. Непроизвольно стараясь снять нагрузку с больной стопы, я, очевидно, неправильно распределил нагрузку на другие части тела. Теперь во время бега я напоминаю жонглера, сосредоточенно пытающегося найти шаткое равновесие между тянущими и острыми болями в разных местах. Невольно вспоминается рекламный плакат каких-то курсов здорового образа жизни, который я увидел на вокзале после встречи с Нико: «Живите здорово». Уж не меня ли они имели в виду?
Теперь значительную часть своего рабочего времени я провожу на полу. День начинается с гимнастики, упражнений на мышцы туловища и нескольких силовых упражнений. С давних пор известно, что одна только беговая тренировка не идет на пользу ни здоровью, ни результатам. Ее необходимо дополнять общеукрепляющей тренировкой и упражнениями на повышение подвижности. Эту часть тренировочной программы я всегда выполнял, испытывая внутреннее сопротивление. Мне хотелось только бегать. И, честно говоря, несмотря на все доводы разума, я был глубоко убежден в том, что только бег позволит мне бегать еще быстрее. А теперь приходится целовать пол. Я лежу на животе, поднимая и опуская голову и торс.
Через несколько дней поясница приходит в норму, от колющих болей в бедре тоже не остается и следа. Ахиллово сухожилие при беге по-прежнему нервирует, но это можно перетерпеть. В боли есть и что-то хорошее: она позволяет чувствовать, что я действительно тренируюсь по-настоящему.
Осторожно увеличиваю объем нагрузок. В первый день после возвращения из Веттельсхайма – два километра, на третий день – два с половиной, и так до тех пор, пока на девятый день не возвращаюсь к шести километрам. Лето подходит к концу. Из-за повреждения я пропустил много теплых вечеров, которые как нельзя лучше подходили для того, чтобы бегать в майке с коротким рукавом и ощущать легкость бега. Но разве пасмурные осенние дни хуже подходят для бега? Осенью воздух свеж и насыщен кислородом, он заполняет легкие на всю глубину. Я чувствую, как во мне нарастает предвкушение.
Каждое утро в 8:50 я дисциплинированно выполняю возле письменного стола упражнения на мышцы туловища. Это помогает мне превратить недовольство нудными упражнениями в гордость. Теперь я мог бы с успехом окончить любые курсы по здоровому образу жизни.
Даже футбольные профессионалы вроде Нико сегодня безоговорочно признают, что упражнения на развитие силы и подвижности необходимы в любом виде спорта, а это прямо-таки настоящая культурная революция. Футболисты всегда подчеркивают свое превосходство перед бегунами, потому что способны добиваться успехов, даже нарушая спортивный режим и халатно относясь к тренировкам. Я знаю это, потому что сам принадлежал к их числу.
В 13 лет я являлся запасным вратарем сборной команды округа Майн-Таунус. Основным был Бертольд Аллевельдт, который позже играл в качестве запасного вратаря в команде «Франкфурт» – самой неудачливой в истории команде второй лиги – и постоянно находился в тени Томаса Эрнста, который, в свою очередь, до этого провел шесть лет во франкфуртской команде «Айнтрахт», так ни разу и не выйдя на поле.
Я ненавидел бег. И дело не в том, что у меня были для этого какие-то веские причины. Просто я чувствовал себя футболистом, а футболист, как я считал, должен презирать бег. Это закон природы, который футболисты передают друг другу из поколения в поколение. Беговая тренировка для них – это что-то ужасное. Она нередко применяется в виде наказания.
В свою очередь, бегуны смотрели на футболистов свысока, так как полагали, что, в отличие от них, занимаются систематической работой и подчиняют успеху все остальные аспекты жизни, в том числе еду и сон. Футболисты считали себя игроками, а бегуны – атлетами.
Выиграв городское первенство по бегу среди школьников, я воспринял это как некий курьез. Я никому не рассказывал о том, что вместе с младшей сестрой хожу в легкоатлетический клуб. Я даже с самим собой не обсуждал, каким образом в 13 лет вдруг ни с того ни с сего стал бегуном.
Но, как и все прочие противоречия из времен моего детства (между капитализмом и коммунизмом, гимназией и общеобразовательной школой, Оветтом и Коу
[5]), с годами исчезла и глубокая пропасть между футболистами и бегунами. Тренировки футболистов стали куда более научно обоснованными, и этот вид спорта обращает теперь намного больше внимания на атлетические аспекты игры.
