Каждый раз, когда мы ехали на кросс или другие соревнования, отец всегда говорил: «Сейчас нам надо только найти водителя в тренировочном костюме и пристроиться вслед за ним». Ясно же, что в таких местах все едут бегать. В результате этой тактики мы один раз оказались на окружных соревнованиях по художественной гимнастике и много раз приезжали к деревенским футбольным полям.
Этим утром в Альтвармбюхене собралось больше 400 бегунов. Каждые выходные в стране проводятся десятки подобных забегов. Самой юной участнице в Альтвармбюхене три года, а самому старшему – 81.
Зачем они все бегают?
В эпоху, когда человек благодаря различным вспомогательным техническим средствам привыкает двигаться как можно меньше, миллионы людей инстинктивно или под влиянием извне осознают, что организм по-прежнему требует движения, как ему и предназначено природой. Существуют десятки видов бега и бесчисленное множество мотивов, заставляющих нас бегать, что я и постарался продемонстрировать в книге. Кто-то бегает, чтобы достичь состояния внутреннего покоя. Кто-то – для того, чтобы позволить себе есть сладости. А кто-то – для того, чтобы внести свой результат в таблицу. Люди бегают везде: в пустынях, тюрьмах, на Олимпийских играх, в Восточной Фрисландии. Но, глядя на этот праздник бега в Альтвармбюхене, я подозреваю, что большинством движет чувство общности, хотя бег является вроде бы индивидуальным видом спорта. Бег объединяет людей. Даже при наличии элемента состязательности они все-таки бегут вместе, а не против друг друга. Да и рассматривание и обсуждение таблицы результатов на финише доставляет больше радости в кругу соперников, чем в одиночку.
Детский забег в Альтвармбюхене начинается с крика. Родители выстраиваются вдоль трассы, чтобы возгласами подбодрить своих отпрысков, но не меньше шума исходит и от самих детей. Они бегут и кричат от радости. После выстрела стартового пистолета 93 ребенка срываются с места. Для меня это одна из самых радостных картин в жизни: бегущие дети на фоне природы. На заднем плане виднеется озеро, а трассу обрамляют деревья. Мы бегаем потому, что это самое естественное занятие в мире.
Для разминки я пробегаю один круг по берегу озера. По водной глади движется спортивная лодка – четверка с рулевым. На деревьях еще нет листьев, но в воздухе уже пахнет весной. Март, 12 градусов тепла, воздух насыщен кислородом. Можно было бежать и в шортах. Бег заставляет нас тоньше чувствовать времена года.
Я бегу очень осторожно, чтобы не тратить силы понапрасну, но в голове проносятся воспоминания о десятках прошлых гонок. В памяти мгновенно всплывает 1988 год, первенство Гессена по кроссу, когда за 200 метров до финиша меня нагнал Финк, похлопал по плечу (привет, Рональд!) и тут же обошел. Я вспоминаю забег на 1500 метров в Касселе, когда, сам того не желая, за 500 метров до финиша оказался первым. Я предполагал, что в этом месте фавориты начнут заключительный спурт, а оказалось, что ускорение предпринял только я один. Я и подумать не мог, что у меня еще сохранились воспоминания о тех давних соревнованиях. Я не пытаюсь вызвать их искусственно. Всему виной предстартовое настроение. А несколько секунд спустя все мои мысли – только о предстоящем забеге. На втором километре я предприму ускорение, а на третьем зацеплюсь за двух-трех участников перед собой и до финиша измотаю их. Разминка перед забегом всегда была для меня самым чудесным временем, когда все кажется возможным. А вот заминка не всегда доставляла радость, особенно если гонка сложилась совсем не так, как хотелось.
Я взываю к разуму: «Ты ведь не на соревнования явился, а просто бежишь вместе со всеми. Ты уже не восемнадцатилетний спортсмен. Тебе 46 лет, и ты бегаешь ради собственного удовольствия, поэтому постарайся не пугать окружающих перекошенным от усилий лицом».
Самое главное – не задать себе с самого начала слишком быструю скорость. Я выберу темп, который посоветовал мне Даниэль Хольцингер на основании спироэргометрической пробы, то есть примерно 3:45 на километр. Если после половины дистанции я буду чувствовать себя достаточно свежо, то можно ускориться. Неоднократно пройденная за последние месяцы дистанция в 12 километров придает мне уверенность, что я не выдохнусь на полпути, если начну слишком быстро. Но проблема в том, что я всегда начинаю слишком быстро.
Демонстрируя безучастность, я жду в 50 метрах перед стартовой чертой, пока все остальные участники выстроятся в ряд. Это старый трюк всех массовых стартов: дать другим возможность потолкаться в борьбе за стартовую позицию, а в последний момент, сделав вид, что чуть не опоздал, пристроиться в первом ряду. Про себя я думаю: «Брось эти глупости. Ты бежишь слишком медленно, чтобы стартовать из первого ряда. Не веди себя как наглый юнец». И все же я не в силах противостоять этому ритуалу.
На короткую дистанцию записались 124 бегуна (я подсмотрел это в стартовом листе). Оказавшись в первом ряду, я вдруг чувствую на себе пристальный взгляд. Наверное, люди думают: какого черта этот старикан затесался в первый ряд? Я непроизвольно включаю заднюю скорость и отступаю в четвертый ряд. Из динамиков гремит рок-музыка. Зрители выстроились по бокам, напирая на ограждающие трассу ленты. Кажется, что они пытаются согреть нас своими телами. И вот он, старт. Мы на дистанции.
На первой паре сотен метров плотная группа начинает растягиваться, и во мне постепенно нарастает беспокойство: почему меня никто не обгоняет?
Я сознательно держусь позади. Дыхание у меня спокойное, словно я бегу трусцой, мышцы ног пока не бьют тревогу. Мне действительно удалось стартовать не слишком быстро. И все же я нахожусь в лидирующей группе. Этого не может быть.
Я считаю бегунов перед собой: шесть, семь, восемь! Из ста двадцати четырех!
Я убежден, что бегу в темпе не более 3:50-4:00 на километр. А что, если меня от радости покинули остатки чувства скорости? Может, энтузиазм не дает мне ощутить границу своих возможностей? Я улыбаюсь всем незнакомым зрителям и прохожим по бокам трассы. Мне хочется доказать не столько им, сколько самому себе, что я действительно бегу с легкостью.
Примерно через километр я обгоняю самую быструю из женщин, а сразу после этого еще двух бегунов, которые, очевидно, начали слишком резво. А потом остаюсь в одиночестве.
Из всей группы в 124 человека уже после полутора километров никого нет вблизи. Пятеро бегунов передо мной оторвались уже на приличное расстояние – не менее 50 метров. Хотелось бы знать, далеко ли преследователи. Но я, разумеется, не оглядываюсь. Надо демонстрировать свою силу.
Ветер, не сдерживаемый голыми деревьями, хлещет нас по лицу. Позднее, в раздевалке, я вспоминаю, что у бегунов после финиша есть еще одна любимая тема, помимо простуды, – встречный ветер. На соревнованиях у всех возникает ощущение, что они бегут против ветра. Это не только оправдывает неудовлетворительные результаты, но и объясняет причину простуды.
Я миную табличку с надписью «2 километра», и у меня уже не остается сомнений: бег складывается удачно. Я мощно отталкиваюсь, сохраняю стиль бега и непрерывно улыбаюсь. Однако желания ускоряться, как было задумано, почему-то не возникает. «Если кто-то меня догонит, – говорю я себе, – то у меня хватит сил на спринт». Правда, это забег такого рода, что было бы просто смешно устраивать скоростные дуэли с соперниками.
