Пеннер остался сзади, Мэтт возбужденно бежал рядом со Старром.
Счастливчик по радио предупредил экипаж, и, когда он подбегал к кораблю, один из шлюзов был уже открыт.
Не прерывая бега, он ворвался в шлюз. Вход закрылся, и изнутри корабля начали подавать под давлением воздух, чтобы ликвидировать утечку через открытую дверь.
Старр торопливо снял с Верзилы шлем, потом медленнее – остальной костюм.
Послушал сердце и, к своему облегчению, услышал его биение. В шлюзе, конечно, находилась аптечка первой помощи. Счастливчик сделал необходимые инъекции укрепляющих препаратов и стал ждать, пока тепло и кислород сделают остальное.
Глаза Верзилы дрогнули и с некоторым трудом сфокусировались на Дэвиде. Губы его шевельнулись, как будто он произнес «Счастливчик», хотя не прозвучало ни звука.
Дэвид облегченно рассмеялся и наконец сам выбрался из костюма.
У входа в помещение на борту «Спутника Юпитера», где приходил в себя Верзила, показался Норрич. В его невидящих голубых глазах светилась нескрываемая радость.
– Как больной?
Верзила сел на койке и крикнул:
– Отлично! Пески Марса, я себя прекрасно чувствую! Если бы Счастливчик не заставлял меня лежать, я был бы уже на ногах.
Дэвид недоверчиво хмыкнул.
Верзила не обратил на это внимания. Он сказал:
– Эй, пусть войдет Мэтт. Добрый старина Мэтт! Сюда, парень, сюда!
Норрич выпустил поводок, Мэтт подошел к Верзиле, возбужденно колотя хвостом; его умные глаза, казалось, беззвучно говорят.
Верзила обнял собаку за шею.
– Вот это друг! Вы слышали, что он сделал, Норрич?
– Все слышали. – Ясно было, что Норрич очень гордится своей собакой.
– Я почти ничего не помню, – сказал Верзила, – потому что почти сразу потерял сознание. Набрал полные легкие аммиака и не мог выдохнуть. Покатился вниз по холму, сквозь сугроб аммиака, как через пустоту. Потом увидел, что кто-то приближается. Я был уверен, что это Счастливчик. Но тут он стряхнул снег, и при свете Юпитера я увидел, что это Мэтт. Последнее, что я помню: я ухватился за него.
– И правильно сделал, – вмешался Старр. – Мне бы потребовалось еще время, чтобы тебя найти, и с тобой было бы кончено.
Верзила пожал плечами:
– Ну, Счастливчик, ты такой шум поднял. Ничего не случилось бы, если бы я не повредил свой шланг. И если бы у меня хватило мозгов увеличить подачу кислорода, я бы вообще не впустил аммиак. Первый глоток аммиака выбил меня из равновесия. Я не мог думать.
Подошел Пеннер.
– Как вы, Верзила?
– Пески Марса! Все считают меня инвалидом или больным! Со мной все в порядке. Даже командующий заглянул и что-то сказал.
– Ну, что ж, – заметил Пеннер, – может, он перестал сердиться.
– Нет, – ответил Верзила. – Он просто хотел убедиться, что в его первом полете не произошло никаких несчастных случаев. Хочет, чтобы в отчете все было в порядке, вот и все.
Пеннер рассмеялся.
– Все готовы к отлету?
Старр спросил:
– Мы покидаем Ио?
– Можем улететь в любой час. Заканчивается погрузка оборудования, которое мы берем с собой; принимаются меры для сохранности остающегося. Когда сможете, приходите в пилотскую рубку. Интересно будет еще раз взглянуть на Юпитер.
Он почесал Мэтта за ухом и ушел.
На Юпитер-9 сообщили, что вылетают, как несколько дней раньше сообщали, что сели.
Верзила сказал:
– А почему мы не свяжемся с Землей? Глава Совета Конвей должен знать, что мы сделали.
– Официально мы ничего не сделали, пока не вернемся на Юпитер-9, – ответил Старр.
Он не стал добавлять, что не торопится возвращаться на Юпитер-9, тем более разговаривать с Конвеем. Пока что он ничего не достиг.
Его карие глаза осматривали контрольную рубку. Все было готово к отлету. В рубке находились командующий, Пеннер и два офицера.
Дэвид подумал об этих офицерах, как время от времени думал о всех остальных десяти членах экипажа, из которых не успел сделать выбор с помощью венлягушки. Он тоже разговаривал с ними, как и Пеннер, даже чаще. Обыскивал их каюты. Они с Пеннером просмотрели их досье. И ничего не добились.
Он возвращается на Юпитер-9, не обнаружив робота, и ему придется сообщить Совету о своей неудаче.
Снова он подумал о рентгене или другом насильственном способе обследования. И, как всегда, его остановила мысль о взрыве, возможно, ядерном.
Конечно, робот будет уничтожен. Но взрыв погубит тринадцать человек и бесценный корабль. Хуже всего то, что так и не будет найден безопасный способ устранения роботов-шпионов, которые, он был уверен, во множестве проникли во все районы Солнечной Конфедерации.
Он вздрогнул от неожиданного возгласа Пеннера:
– Пошли!
Послышался знакомый звук начального толчка, ускорение стремительно возрастало, и Ио начала все быстрее и быстрее уменьшаться.
Юпитер не поместился на экране: слишком он был велик. На экране находилось Большое Красное Пятно.
Пеннер сказал:
– Скоро снова перейдем на аграв, но ненадолго, только чтобы отойти от Ио.
– Но мы по-прежнему падаем к Юпитеру, – сказал Верзила.
– Да, но только до определенного момента. Потом перейдем на гиператомные двигатели и начнем уходить от Юпитера по гиперболической орбите. Когда окажемся на ней, выключим двигатели и предоставим Юпитеру делать остальное. Мы подойдем к нему на сто пятьдесят тысяч миль. Тяготение Юпитера раскрутит нас, как камень в праще, и потом выбросит. В нужном месте мы снова включим гиператомные двигатели. Используя эффект пращи, мы сбережем очень много энергии по сравнению с полетом непосредственно с Ио и побываем вблизи Юпитера.
Он взглянул на часы.
– Пять минут.
Старр знал, что он говорит о моменте, когда корабль перейдет с аграва на гиператомные двигатели и начнет двигаться по рассчитанной орбите вокруг Юпитера.
По-прежнему глядя на часы, Пеннер сказал:
– Время рассчитано так, чтобы мы направлялись прямо к Юпитеру-9. Чем меньше поправок курса, тем меньше затраты энергии. Мы должны вернуться на Юпитер-9 с максимальным запасом энергии. Чем больше мы ее сбережем, тем лучше будет выглядеть аграв. По моим расчетам, мы сбережем восемьдесят пять процентов. Если девяносто – просто превосходно.
Верзила спросил:
– А если мы вернемся с бо́льшим запасом энергии, чем при вылете? Что тогда?
– Сверхпревосходно, Верзила, но невозможно. Существует второй закон термодинамики, который не дает при этом получать прибыль или даже оставаться при своих. Что-то мы должны потерять. – Он широко улыбнулся и сказал: – Одна минута.
