Глава 8. Яробор и путь-дорога
Что для лесного духа расстояние, особливо в лесу? Тьфу, и всё. Растаял лесным туманом, да сорок вёрст одним шагом шагнул, одним скоком скакнул. Пять шагов, и вот он, город дивный. Хотя это для красного словца сказано. С рассвета почти до полудня шагал Яробор. И что удивительно для него было, ни зверя не встретил он, ни птицу. Всё мертво было, либо попряталось, да так, что и не видно. Одни деревья сиротливые стоят, да зло тенью нависло. И думалось ему, что прав чародей Павел, ворог пришёл лютый.
– Дядь Яробор, – окликнула лесного бога Лугоша, выйдя из тумана рядышком с ним, задрав вверх голову и открыв рот от удивления, – смотри, неужто корабль по воздуху плывёт?
Яробор глянул и кивнул. Те ниточки дыма, которые он впервые заприметил в небе полста лет назад, вблизи оказались пеной облаков, что вздымает за собой дивная ладья, плавно опускающаяся к самой земле. Чудо чудное, как говорится, диво дивное. Но разум на то и дан, думал лесной бог, чтоб не в пример душе не токмо удивляться, но думу думать.
– Корабль, – произнёс Яробор, провожая глазами крылатую ладью, которая легла на правое крыло, аки величавый журавль, разве что взмахов нет, – ежели плывёт он с людьми да товарами, то и пристань должна быть.
– Тоже мне скажешь, дядь Яробор, они же по небу порхают. Зачем им пристань? – насупилась ручейница, не отводя взгляда от чуда небесного.
– Они, может, и порхают, да людям это не дано. Значит сие, что к земле приставать он должен. Не с облаков же они спрыгивают, людишки. Побьются все насмерть, – наставительно улыбнулся лесной бог.
– А мы пойдём смотреть на оные корабли? – со вспыхнувшими от озорства глазами заговорила Лугоша.
– Не в сей час, не в сей. Ты сперва ответь мне. Не обманывают ли меня глаза, и я вижу трубы печные, да высокие такие, что на полсотни саженей вверх уходят, а дым из них, как туча висит, – задумчиво произнёс хозяин лесной заимки.
– И правда, а я издали-то думала, что это леса горят, – кивнула Лугоша, подняв руку и приложив её к лицу, дабы от солнца глаза спрятать.
Яробор промолчал, так как узрел не только это, но и огромную колдовскую стену, укрывавшую город, словно колпак. Стена была сотворена силами нескольких богов и являлась препятствием на пути всяк колдовства, творимого извне и всяк тварей, что не рождены естеством. Мелкий дух будет стучаться в эту перегороду, как птица в оконное стекло. Яробор же, хоть и мог проломиться с неким усилием через неё, но шуму наделает множество. Всполошит всех. Так он размышлял.
– Дядь, а как мы туды пройдём? – спросила стоящая рядом Лугоша, тоже почуяв колпак.
– Подкоп сделаем, – пошутковал Яробор, оглядывая припавшую к земле полосу травы, где проходила эта стена.
А сам думал, но не находил ответа на свой вопрос, всё более решаясь ломиться силой.
– Лес трещит, – вдруг произнесла Лугоша, выведя хозяина лесной заимки из раздумий и указывая перстами шуйницы, то бишь левой руки, куда-то в сторону.
Яробор прислушался. Где-то за полторы версты слышались звуки ломаемых ветвей, да только уж больно громкие они были. И тут его осенило. Не лес ломают-то, а ружья-пищали громыхают. Одна, другая, а потом они загрохотали так, словно целая сотня стрельцов там вела бой. Им начала вторить пушка, чьи редкие выстрелы разносились промеж деревьев с хлёстким эхом.
– Туда, – коротко промолвил Яробор, схватив ойкнувшую Лугошу за руку, и растаяв туманом.
Лесные травы, листва и хвоя вынесли их к широкому серому пути, утоптанному настолько, что поговорка «скатертью дорога», превращалась в жизнь. По такому и пешему можно долго шагать без устали, и лошадь воз будет тянуть без преград. На сей дороге стояла огромная карета. Высокая и длинная, с восемью пухлыми чёрными колёсами. Была она зелена́ как старая ель, вся железная, с острым передком и оконцами, закрытыми железными ставнями. По всем стеночкам виделись узенькие, как бойницы, смотровые стекляшки. На карете стояли сверху люди и отстреливались от огромных чёрных псов, коих два десятка кружили рядом, стараясь ухватить стрельцов за ноги либо вломиться в узкую затворённую дверцу, царапая их когтями и цепляя зубами. Дружинники, одетые под стать своей телеге в зелёные мундиры, направляли стволы маленьких несуразных пищалей на ворога. И те заливались раскатистым и повторяющим громом, что любопытно, без дыму большого, застилающего всё поле боя. Вслед выстрелам из пищалей в сторону отлетали маленькие непонятные щепки, с глухим ти́каньем падавшие на странно пахнущую серую дорогу или набитыми паклей бубенцами отскакивали от железа остроносой кареты. Оружие зычно клацало, и не видно было, чтоб стрельцы шомполом загоняли в стволы порох, пыжи и пули, чтоб насыпали затравку на пороховую полочку, которую надобно поджечь тлеющим фитилём либо ударить кремнём, высекая искру. Ружья просто стреляли, дёргая небольшими рычажками, так же быстро, как дятел долбит по древу. Не видно было и сабель с бердышами, словно не надобны они людям.
Псы меж тем бесновались, роняли пену изо рта, кусали колёса и прыгали вверх. Пули оставляли на них кровоточащие раны, но волкодавы не обращали внимания, и оттого казались как бешеные.
Один из воинов достал из небольшой мошны́ грена́ду и, выдернув кольцо, закреплённое на коротком стебельке, кинул в самую гущу. Гренада шумно грохотнула, ранив свору осколками, и заставив лесного жителя поморщиться, а Лугошу зажать уши ладошками. Это её принял Яробор за пушку.
Лошадей не виделось. Видать, эти лютые псы распугали всех, заставив умчаться в лес. Иной мысли не было, ибо трупов конских тоже нет.
А ещё, Яробор учуял чародея, что стоял средь стрельцов и держал собственный небольшой колпак. Чародей был средней руки, не чета тем волхвам, что хаживали по миру в старые времена, но тоже мог быть полезен.
– Дядь, помоги им, – дёрнула Яробора за рукав Лугоша, прося с мольбой в своих серых глазах.
– Добро, – произнёс тот, соглашаясь со словами ручейницы.
Помочь людям нужно, и пусть лесной бог не любил их, но это хорошая возможность разузнать о том, что творится в мире ныне.
Яробор поднял руку, собирая свою силу. Стоящая рядом с дорогой сосна слегка накренилась, а потом выстрелила тьмой хвои, взметнувшейся, как встревоженный рой болотного гнуса, устремившегося на прокорм к живым созданиям. Псы разом завизжали и заскребли лапами морды, стараясь вытащить зелёные иглы из глаз, носа и глотки. Но это было без пользы, ибо хвоя набивалась всё сильнее и сильнее, лишая тварей слуха, зрения и мешая дышать. Некоторые начали кататься по земле.
Стрельцы снова загрохотали, ведя прицельный бой из своих странных пищалей. Обезвреженных псов быстро перебили, и только тогда, тяжело дыша, обратили внимание на помощников. Яробор шагнул к повозке, и один из воинов, не иначе, десятник, ибо стрельцов было не более дюжины, спрыгнул и отправился навстречу.
Люди и вышедшие из леса Яробор с Лугошей остановились в трёх шагах, рассматривая друг друга. Человек с опаской, лесовик с любопытством.
