В отличие от него Кирилл наоборот стоял на цыпочках, разглядывая двигатель.
Света замолчала и задрала спрятанные под жёлтым стеклом глаза к небу.
– Это смотреть, сколько там смазки. Если её мало, то двигатель клинонёт. Хана ему будет. Ну, преставится пред создателем.
Я хмыкнул, представив генерального конструктора, к которому в кабинет тянулась целая очередь из призрачных двигателей с нимбами над ними, а он их распределяет, в рай на капремонт или в ад на переплавку.
– А-а-а, – протянул волот, понятливо кивая, – а дёгтя много лить нужно? А то я, помнится, на мельнице батрачил, там валы, что от ветряка к жерновам крутились, часто мазали.
Вампирша просияла, услышав технически более или менее адекватный вопрос. В прошлый раз волкудлаки солидол на хлеб намазали, благо их поймали за этим делом, а то потравились бы лесные жители. Хотя не факт, нечисть же.
А они все возмущались, что жир прогорклый.
На самом краю поляны стро́гановцы, те, что совсем не гномы, под руководством Володи варили дуговой сваркой каркасы для плакатов. Это тоже командир озадачил, мол, я из этого стада войско сделаю.
Со стороны зарослей шиповника раздалось недовольное бормотание, и я повернул голову. По тропинке шлёпала босыми ногами Оксана. Навья несла в руках одежду, прижав к груди и непрерывно бурча. А следом за ней прыгал целый десяток лягуше́й.
– Госпожа! Ква! Госпожа! – наперебой квакали они, держась на некотором расстоянии от утопленницы.
Оксана резко остановилась и так же резко развернулась, явив нам на обозрение ровную спину и белые ягодицы.
– Какая я вам госпожа?! – закричала она, – Пошли в задницу!
– Госпожа! Госпожа! – не унимались лягуши́, прыгая на месте.
Все прекратили свои дела и уставились на эту сцену. Оксана пылала праведным гневом. И даже когда она забралась наверх по железным ступеням кунга и села на дышле прицепа, совсем как сказочная русалка на ветвях, те скакали снизу, радостно квакая.
Навья поджала скрещенные белые ноги и покрепче перехватила свою одежду. При этом армейские ботинки она поставила на верхнюю ступеньку металлической лесенки.
– Ну, прям княжна-боярыня, – усмехнулся я, вопреки недавним событиям это зрелище подняло мне настроение.
Пятнистые серо-зелёные лягуши́ прыгали возле кунга и квакали не переставая. Тем более, что со стороны омута выбежали ещё два десятка вставших на задние лапы земноводных, таща в передних всякий хлам. Они поднимали свои зелёные ручки и тянули его в сторону Оксаны.
– Госпожа, ква, прими дары, прими, великвая! – орал пуще всех лягу́ш с оранжевым горлом.
– А король-то голый! – подняв руку с оттопыренным большим пальцем, прокричал я.
– Не смешно! – огрызнулась навья. – Они даже одеться не дали. Хватают одежду и суют мне наперебой чуть не в лицо. Хуже консультантов в супермаркете.
– Что им надо то тебя?
– Откуда я знаю? – пнув ногой протянутого ей жирного червяка, ответила она. – Прилипли с самого утра. Я даже в родном омуте от них спрятаться не могу.
– Уже родном? – усмехнулся я.
– Не знаю. Такое чувство, что он ждал меня, – произнесла навья, а потом ткнула в меня пальцем, – Ему подарки отдайте, он хранитель моих даров!
Лягуши замолчали и все как один уставились на меня. Тот, что с оранжевым горлом, несколько раз моргнув, заквакал на всю поляну.
– Ква-а-а! Госпожа приняла дары!
И вся эта орава вприпрыжку помчалась в мою сторону, неся над головами свой хлам.
– Вот зараза, – процедил я, успев только убрать со стола бумаги, которые там валялись, а то эти жабы всё испачкают да зальют водой.
Орава лягушей подбежала к полевому столу и стала вываливать свой мусор на столешницу, вставая при этом на цыпочки, как годовалые дети, которые не достают до взрослых вещей.
Откуда-то вынырнула Ольха в сарафанчике-разлетайке и, опершись на стол, стала с любопытством вглядываться в болотный хлам. Я брезгливо смотрел, как росла куча мусора. Чего там только не было. Жирные белесые личинки жуков, шевелящие лапками, морёные веточки, крылышки стрекоз, цветные улитки, кучки дёргающегося мотыля. Нашлись даже нержавеющие гайки и гнутые ложки с вилками.
Лесавка привстала на руках на краю столешницы, озорно поджав губу и болтая на весу ногами, а потом опустилась и схватила какой-то комок грязи.
– Да выкинь ты его, – пробормотал я.
Вместо этого Ольха обтёрла грязь о подол сарафана, заставив меня ещё больше скривиться, и подняла предмет вверх. Сверкнуло жёлтым.
– Ну-ка, дай, – протянул я руку к девчурке.
Этот блеск показался мне очень подозрительным. Словно золотое колечко.
Но Ольха нахмурилась и прижала к себе грязную вещицу, словно Горлум из «Властелина колец», только в женском исполнении. Не хватало крика «Моя прелесть!»
– Ты просто покажи, – мягко произнёс я, протянув ладонь. – Я не отниму.
Девочка глянула на мою руку, на драгоценность, а потом осторожно положила вещь на ладонь. Я провёл пальцем, счищая остаток грязи. Это оказалось не кольцом, а монетой. Я рассмотрел на одной стороне профиль императора Николая Второго, а на другой – герб российской империи и год – 1903.
Я протянул монетку Ольхе, которая сразу выхватила трофей у меня из руки и прижала к себе.
– Слышь, Кермит, – перевёл я взгляд на лягуша с оранжевым горлом, – а есть ещё такие?
Лягуш сначала заозирался, а потом сообразил, что это с ним разговаривают, и заквакал.
– Да! Нет! Ква. Не знаю.
– Так да или нет?! – рявкнул я.
Лягуш попытался втянуть голову в плечи, у него бы это получилось, если бы у этих земноводных имелась шея. Во всяком случае, глаза спрятались, но вскоре он открыл рот и невнятно пролепетал.
– Кваждому раздать по одной – кваков не кватит.
Лягуш вытянулся на цыпочках и вытянул вверх лапы-руки, изображая высоту кучи, а потом присел и развёл лапы в стороны.
– Вот, ква, стольква.
Я перевёл взгляд на Оксану. Навья, стоя на дышле кунга-прицепа и балансируя на одной ноге, напяливала штанину камуфляжа.
– Э! Это моё золото! – выкрикнула она. – Они мне подарки таскают! Я же госпожа!
– Тут всем хватит, – отмахнулся я и присел перед лягушем, которого про себя стал называть Кермитом. – Можете ещё такие принести?
Лягуш опять замолчал. Они, я так понял, вообще туговато соображают.
– Там, ква, Муть живёт. Он нас кватает и квушает.
– А как тогда эту достали? – спросил я.
– Мы не знали, ква, что там Муть. Он много съел, а я убежал.
