Яробор, скривившись от лёгкой боли, всё ещё живущей в его теле, упёр в бока загорелые руки, покрытые даже не волосом, а тёмным мехом, и повернулся к стене.
– Ты свои дощечки с каляками-мяляками можешь на чердаке повешать. Там и сам заночуешь, бедолажка. Сена чистого себе поклади. А на место досок я свой портрет закажу. В полстены. Маслом писаный. Я такой в городе видел. Там мастеров по росписи найму. – Хозяин терема замолчал немного, а потом закричал во всё горло. – Настька! Настька!
– Чего тебе, самодур горластый? – вышла из соседей горница женщина, протирая руки о передник.
– Тьфу! Опять ты за старое. Светлицу для гостей приготовь. И пирогов поставь.
Снаружи раздался приглушённый хлопок взрыва, а потом ещё один, и ещё. Яробор поморщился. Ему и так колпак держать в тягость, после раны-то, а тут ещё эти пальбу развели. Каждый взрыв отдавался лёгкой болью в пояснице, как у старика на плохую погоду. Заныли да застонали ноги.
Шутки кончились. Раз те дурные, думалось ему, то будут так стучаться в небо и впредь. А ещё та сила, что мешала биться в лесу, мешал туман пользовать, или как ныне глаголят, глушит портал. Сила странная. С одной стороны, знакомая, а с другой-то и нет.
Яробор замолчал, прислушиваясь к миру. В то же время священник, глянув исподлобья на свидетельницу его маленького поражения, насупился и хотел было вступить в словесное противоборство снова, но хозяин терема вскинул руку. Зрачки его сузились, став звериными, и поп от сего зрелища замер с открытым ртом. Для него сие до сих пор непривычное.
По миру начал разливаться недоступный человеческому уху колокольный звон. Он был колдовской, и слышать его могли только боги, духи и маги.
Бом, бом, бом, бом-бом, бом-бом, бом-бом, и снова три одиночных бом, бом, бом.
Звон повторялся раз за разом, казавшись набатом, бьющим о пожаре или нападении половцев. Он извещал о беде. Сила его была такова, что гул от волшебной силы прокатывался волнами по миру, как по речной глади, и бился о грань бытия, аки те же волны бьются о прибрежные камни или о край ладьи. Даже здесь ощущалось, как вспугнутые призрачные рыбы заметались по подворью, дополняя сие сходство.
Яробор, едва шевеля губами, несколько раз повторил вслед за этим звоном.
– Это морзянка, – произнёс нахмурившийся поп.
– Чего? – повернув голову, спросил хозяин терема.
– Сигналы такие.
– И чего они сейчас хотят?
– Помощи просят.
– Я так и подумал, – прошептал Яробор, а следом беззвучно открылась дверь, и в терем вошли волкудлаки.
Принюхиваясь и щурясь после дневного света, хоть и пасмурного, но всё же поярче той лампады, что под потолком. А с собой они осторожно протащили носилки со стражником Антоном, электриком Иваном и одержимой Женей. Андрюше помогали идти, а он держался за плечи волков и морщился от боли.
– Наверх, – тут же произнёс хозяин, давно учуяв спешащих гостей. – А ты что столбом встал? Потом доски свои выкинешь, сейчас людям помоги.
Поп не стал огрызаться, а побежал по прогибающимся ступеням сосновой лестницы. Там он стал придерживать дверь.
– Дурень, – буркнул Яробор и пропустил волков внутрь.
Те деловито потащили раненых вслед за святошей. Один из них на ходу принюхался в сторону угла, где недавно творилась тяжкая волшба. Звери – есть звери, они сразу учуяли кровь человеческую, опасливо заозиравшись на лесного бога и поджали хвосты с ушами. Хозяин терема до сих пор стоял с жёлтыми нечеловеческими глазами, а после ещё и оскалился, явив миру острые клыки, в сравнении с которыми даже волчьи были как щенячьи супротив бритвенных клинков матерого вожака. А зубы сии он сейчас нарочито отрастил, дабы навести дрожь на этих кабысдохов. Хозяин в лесу должен быть один.
Следом в терем вошла ангелица. Она сперва застыла настороженным изваянием, а потом пробежалась глазами по образам, отчего Яробор внутренне дал зарок, что выкинет сии штуки, что бы ему это ни стоило.
– Туда, – буркнул хозяин терема, легко указав перстом на дверь, где скрылись волки. – Там светлица.
Он хотел ещё высказать, но поморщился от нового удара по колпаку. Пришлые чернецы опять из своих мортир-миномётов пуляют, беря измором. Но это у них не выйдет, думалось хозяину.
– Здрав буди! – раздалось с порога, и Яробор обернулся, а потом расплылся в улыбке.
В дверях стоял домовой. Из старых, даже древних, кои уже десятки тысяч лет ежели не в доме, так в другом жилище человека обитают.
– И тебе не хворать, – ответил хозяин терема, убирая клыки и возвращая глазам человечий вид, а затем поморщившись от острой боли, докатившейся до него от колпака. – Хоть один добрый путник ступил в дом. А то всякие скудоумки попадаются.
– Так мне дозволено войти? – с прищуром спросил домовой.
– Дед, не стой на проходе, – раздалось снаружи.
В створе показался давешний чародей. Яробор не привык даже в мыслях его звать иначе как пёс, а ныне придётся по имени звать-величать.
– Так не положено без дозволения входить, живой ты человек али нежить, – тут же отозвался старик, начав теребить в пальцах прядь волос из бороды, а сам со взглядом голодного кота, что на корзину свежей рыбы зарился, осматривал дом.
Видно было, что соскучился домовой по добротному терему с печью кирпичной, подполом и сундуками, окованными железом и медью. Читалось в сём взгляде, что он уже мысленно расставлял как его душе угодно. Полочку к полочке, сундучок к сундучку, холодильный шкап в сенях, занавеси новые да безделицы разные.
– Так он сам нас пригласил, – отозвался Егор Олегович, сиречь Соснов.
– Всё одно негоже, – заупрямился домовой.
Видно было, что они спорили постоянно по каждой мелочи, но без злобы. Чародей поправил ножны с колдовским кинжалом, ручную малую пищаль на ремне через плечо и шапку с козырем. Ему тоже было диковинно в доме Яроборовом.
Хозяин сего дома открыл рот, чтоб поторопить гостей, а в следующий миг земля ушла у него из-под ног. Удар о колпак был столь силён, что казалось лесному богу, не встречал он ранее силы, способной вышибить из него так дух.
Вниз по ступеням сбежала ангелица с выпученными глазами.
– Там трындец какой-то, – выдавила дева из себя. – Они на нас, похоже, одного из нехилых богов натравили.
– Бежим! Твою мать, – выругался чародей, а потом пропустил внутрь свою Всевидящую, которая с бледным лицом на негнущихся ногах поползла вдоль стены, и подхватил руками, когда девица начала оседать с закатившимися глазами.
– Тихо, тихо, тихо, – прошептал чародей, помогая сесть деве на пол.
Уж если Яробора проняло до самой печёнки, то вещунью и подавно как обухом огрели по голове. Хозяин терема тряхнул головой, приходя в чувство, а гости из колдовских вояк, коих кличут зверобоями, быстро убежали.