Я все поняла в тот день, когда мы собрались у Глории для обсуждения Пейтон-Плейс. Аборты, самоубийства, изнасилования, инцесты, убийства, незаконнорожденные дети… роман был энциклопедией грехов. Его даже осудила Церковь. Но ведь я, Лидди Мари Хендерсон, втайне от мужа читала эту и другие подобные книги. Понятно, почему я наказана.
Я вышла из Клуба.
В зимнем саду.
Не дожидаясь, когда Глория вынесет свой лимонный пирог с безе.
Но я люблю этот пирог.
Девочки, я понимаю, насколько вы были потрясены. Если я покидаю Клуб, то он перестает существовать. Я понимала всю тяжесть принятого мной решения, поверьте, но впервые за многие годы у меня появилась надежда. Через 16 недель я забеременела.
Еще через 30 недель мы похоронили Ричи.
Как всегда, вы были рядом со мной. Заставляли меня принимать ванну, есть и улыбаться.
Иисус не стал моим спасителем.
Им стал Книжный клуб.
Я прекратила носить крестик.
Я начала носить ключ так же, как Марджори носит свои золотые цацки, и потеряла интерес к религии.
К тому времени у миссис Крейг, владелицы нашего магазина «Святое Писание», диагностировали рак, и Патрик попросил меня помочь, пока они не найдут замену.
Анджела Келли работала в отдельном кабинете. Она занималась бухгалтерией, закупками книг и инвентаризацией товара. Она слушала группу «Флитвуд Мак» и цитировала Бетти Фридан. Она носила башмаки и свободные топики, которые постоянно соскальзывали с плеч. От нее пахло клубничным шампунем и ладаном. В тот день, когда ей исполнилось 35 лет, мы впервые занялись сексом.
(Да, Марджори, ты была права.)
Мы не могли насытиться друг другом и утоляли нашу страсть при любой возможности. Здравый смысл говорил, что я предаю Патрика, но страсть оставалась глуха. Ощущения были настолько другими – взрывными, окрыляющими, – что их просто ни с чем нельзя сравнить. Секс с Патриком – это вынужденная процедура. Неудачный рецепт создания детей. С Анджелой – удовольствие ради удовольствия, и ничего больше.
Много лет я хранила нашу тайну. Единственное, чем я делилась, – это обретенным счастьем.
Патрик считал, что его безусловная преданность встряхнула меня и придала сил. Вы, девочки, причину видели в шутках, Клубе и мартини. Анджела говорила: «Эрос».
Вы все были одновременно правы.
Для полноценной жизни мне нужен был Патрик, вы и Анджела. Не сумев утолить жажду из одного источника, я приложилась сразу к трем.
Мне было стыдно за свое умение предавать. Но в то же время я наслаждалась слишком сильно, чтобы остановиться.
В 1986 году мы прочитали «Генри и Джун», и все снова изменилось.
Дотти, ты назвала Анаис Нин «фикцией». Ты не верила, что Анаис Нин была способна любить Хьюго, Генри, Джун, Эдуардо и Ричарда одновременно.
А Глория сказала, что женщины не сваливают любовников в одну тарелку, словно еду со шведского стола.
Мы тщательно отбираем их, сервируем и съедаем по одному за раз.
Я полагала, Марджори, что уж ты точно вступишься и поддержишь мои мысли и чувства. Все эти интрижки с пилотами не могли пропасть даром. Господи, да твой кокпит был забит ими под завязку. Но как ты посмела осудить Анаис?
Я согласна с Глорией, сказала ты. Секс – это шведский стол, а любовь – нет. Любовь – это ужин при свечах, на который пришли мужчина и женщина, а не два влагалища. Но я предпочитаю есть именно так, а не иначе. Без обид, я запуталась и осталась наедине с мыслями о влечении Анаис и Джун.
Вам никогда не было это интересно? Я просила, отчаянно просила тебя, Марджори, указать мне истинный путь. Но ты сказала одно: «Это противоестественно».
Мадонна думает иначе, а я убедилась в этом лично.
Святая Дева Мария? – рассмеялась Дот. Она ничего подобного не утверждала.
Нет, певица Мадонна.
Тогда Марджори спросила, с кем я трахалась.
С Патриком.
С кем еще?
Ни с кем.
Ты врешь, Лидди. Как ее зовут?
Ее?
Щелкнули зажигалки. Мартини выпито до дна. Стулья заскрипели, когда вы начали передвигать их по каменному полу, чтобы приблизиться ко мне и осушить мои слезы, хлынувшие в момент исповеди.
Когда я закончила, я ожидала сочувствия. Меня ждало презрение. Не потому, что я изменила Патрику или занималась сексом с женщиной, а потому, что ничего не сказала об этом вам раньше.
У нас Клуб грязных книг, сказала Дот. Мы храним секреты втайне от мира, но не друг от друга…
По вашему мнению, я совершила нечто более страшное, нежели простая измена, и вы полностью правы. Без взаимного доверия мы ничто, а я его убила. Я убила нас. Еще одна смерть на моей совести.
Книжный клуб существовал с 1963 по 1987 год.
После такой потери я обратилась к Анджеле, а не к Господу. Секс вместо священных текстов. Водка вместо святой воды. Зеленый футон в комнате для кофе-брейков заменил мне церковную скамью. Именно там я стояла на коленях и поклонялась своему божеству. Вкушала тело Анджелы, а не тело Христово. До тех пор, пока весной 1988 года Патрик не заглянул в комнату и все не увидел.
Анджела была немедленно уволена. Она ушла тихо, без боя, а я была уверена, что молитвы и покаяние помогут мне восстановить нормальные отношения с Патриком.
Но он не смог переступить через себя. Измена ему – это одно, а предательство Бога и нашей общины – это совсем другое дело.
Три греха – и тебя исключают из общины.
Все двери захлопнулись перед моим носом, а родители были первыми, кто выступил против меня.
Анджела не отвечала на мои звонки. Гордость не позволяла мне искать встречи с Глорией и Дот, потому что мы не разговаривали несколько месяцев. Так что я поселилась в гостинице «Холидей Инн» и жила на деньги, заработанные в магазине «Святое Писание».
Я позвонила тебе, Марджори, чтобы узнать, не могу ли я перебраться к тебе в Париж, чтобы начать все заново.
В ответ я услышала голос в автоответчике.
Я оставила сообщение.
Ты не перезвонила.
Мои сбережения заканчивались.
В последнюю ночь в гостинице консьерж принес мне конверт. Внутри были документы на «Святое Писание» (на мое имя), комплект ключей и записка от имени Книжного клуба. В ней было написано:
