– Я больше не могу, – выдохнула она.
Рыцарь сел рядом с ней на камень и улыбнулся:
– Вы сражаетесь очень ловко для вашего возраста. Даже опытные оруженосцы медлительнее вас. Однако всегда помните два правила рыцарства: никогда не применяйте вашего владения мечом против более слабого, а только для защиты и никогда не используйте это искусство в целях обогащения.
– Конечно же нет! – сказала Игрэйн и снова села.
– Хорошо. – Печальный рыцарь задумчиво посмотрел на неё. – Тогда я назову ещё два правила, которых вы, возможно, никогда не слышали. Первое: всегда принимайте в расчёт, что ваш противник не придерживается правил. И, – добавил он, опустив голову, – второе: вы никогда не станете таким же хорошим рыцарем, как тот, кто изо дня в день не делает ничего другого, кроме как упражняется в битвах.
Игрэйн растерянно смотрела на него.
– Но я хотела бы стать самым-самым лучшим рыцарем! – тихо сказала она.
– И провести остаток вашей жизни в постоянных упражнениях? Каждый день, каждый час?
Игрэйн погладила пальцами свои блестящие доспехи.
– Ну, может, всё-таки не каждый час, – неуверенно произнесла она.
– Некоторые рыцари, однако, делают именно это, – вздохнул Печальный рыцарь. – Я знавал когда-то одного такого… – Он вонзил свой кинжал в землю.
– Колючий-то уж точно упражняется день и ночь! – сказала Игрэйн. – Все его доспехи унизаны железными шипами, а лицо белое как снег. Как будто он вообще никогда не снимает свой шлем.
Печальный рыцарь недоверчиво посмотрел на неё:
– Да что вы говорите? О каком это рыцаре вы рассказываете?
– Это начальник крепости Осмунда. – Игрэйн присела на корточки на берегу и зачерпнула двумя пригоршнями студёной воды из реки. – На него только глянешь – и мороз по коже. Ну, не у меня, конечно. Я-то его не боюсь. – Она смущённо откашлялась. – Единственное, что по-настоящему внушает мне ужас, – это пауки. Я знаю, что это глупо, но… А вы чего-нибудь боитесь?
Печальный рыцарь не ответил. Он вытянул свой кинжал из земли, вытер его и сунул в ножны. Потом вздохнул.
– Да, благородная Игрэйн, есть вещи, которых я боюсь, – ответил Печальный рыцарь, не поднимая глаз. – Но ничто на свете не внушает мне большего ужаса, чем тот рыцарь, о котором вы только что говорили. Его имя Рован Бездушный. Это он лишил меня чести. Трижды после этого я вызывал его на поединок. И всякий раз он побеждал первым же ударом пики. Я сдержу слово и провожу вас до крепости ваших родителей, однако против Бездушного я ничем не смогу вам помочь… Никто не может этого.
– Ну, это мы ещё посмотрим, – запальчиво сказала Игрэйн и снова поднялась на ноги. – Каким образом он вас обесчестил? Тем, что победил?
– Нет, из-за поражения в честном бою рыцарь не теряет чести. Он совершил нечто худшее, гораздо худшее, с тех пор я и стал Печальным рыцарем с горы Слёз.
– Ах, да пóлно вам! – Игрэйн взяла его за руку. – Это не может быть так уж непоправимо. Но вы не обязаны мне ничего рассказывать, если не хотите. Отправимся вместе со мной в Бибернель, и там увидите, как мои родители превратят Осмунда и Колючего рыцаря в головастиков или в мокриц. Но для этого им нужны волосы великана. В настоящий момент родители, к сожалению, пребывают в образе свиней, правда, очень симпатичных.
Губы Печального рыцаря тронула едва заметная улыбка.
– Но в рыцарском искусстве ведь запрещено чародейство, не так ли? – спросила Игрэйн.
– Да, это было бы против чести, – ответил рыцарь.
– Ну, тем лучше. – Игрэйн направилась к Ланселоту и снова взнуздала его. – Я всё равно не могу запомнить ни одного волшебного заклинания. Поскачем дальше, и вы мне объясните, что ещё считается бесчестным, да?
– Как вам будет угодно, Игрэйн Бесстрашная, – сказал Печальный рыцарь и вскочил на своего коня. – Знаете, я думаю, что однажды вы станете прекрасным рыцарем.
Одноглазый герцог
Игрэйн не осмелилась скакать с бесценными волосами великана мимо Дюстерфельса. И они повернули на запад, где над землёй и людьми господствовал Одноглазый герцог. Ни Игрэйн, ни Печальный рыцарь ни разу не ездили по этому пути, но Игрэйн знала, что Русалочья река рано или поздно приведёт их к Шепотливому лесу.
Вскоре река завела их в густую чащу. Это защищало от любопытных глаз, но, объезжая деревья, они продвигались вперёд медленнее, чем по открытым холмам. Учуяв едкий дух медведей и волков, лошади забеспокоились. Игрэйн и рыцарь держали свои мечи наготове, но, кроме нескольких разбойников, которые тут же убежали, увидев доспехи, на пути им встречались только зайцы и косули. День был жарким, но в тени деревьев было прохладно, и не успело солнце дойти до зенита, как Игрэйн уже увидела на возвышенности крепость герцога. Вокруг неё теснились нищенские хижины, крытые соломой, а на полях под палящим солнцем работали крестьяне со своими детьми.
Игрэйн остановила коня.
– Вы только взгляните на это, – сказала она. – Даже дети работают от восхода до заката, пока герцог развлекается на охоте. Таким рыцарем я быть не хочу.
Печальный рыцарь рассмеялся. Он смеялся теперь всё чаще.
– О, в вас я не сомневаюсь, благородная Игрэйн!
Всадники и дальше ехали вдоль реки. Вскоре она с шумом втекла в теснину с лесистыми откосами, позволив лишь узкой тропке виться высоко над водой.
– Почему вы больше не живёте в крепости? – спросила Игрэйн рыцаря, пока они ещё могли ехать рядом. – В башне, должно быть, ужасные сквозняки и холод.
Пауков там, наверное, тоже хватает, но рыцарю, скорее всего, не было до них дела. Он некоторое время молчал. А когда наконец решил ответить, голос его звучал хрипло от грусти.
– Я был когда-то стражником одной крепости, – сказал он. – Там жили три сестры, и я должен был их защищать.
– А сами они не могли постоять за себя? – удивилась Игрэйн.
– Они были не такие, как вы, – едва заметно улыбнулся рыцарь.
– Что же с ними стало?
Рыцарь опять помолчал, прежде чем произнести:
– Рован Бездушный, которого вы называете Колючим рыцарем, похитил их, а я не смог этому помешать.
– О! – Игрэйн ошеломлённо посмотрела на него. – Но как они позволили себя так просто похитить?
