– Я поняла, что люблю тебя. Я люблю тебя всей душой, всем сердцем. Так было всегда. Но я не могу и не буду больше довольствоваться остатками, жить странной, обрывочной жизнью, вызванной твоими интригами и интригами моего отца. Я стала исполнительным директором «Маски», потому что отец хотел сыграть мною против тебя, а не потому, что он думал, будто я подхожу на это место. Я ношу в себе твоего ребенка, потому что ты хотел уязвить его, и, хотя я признательна тебе за то, что ты не огорошил его сейчас такой новостью… Вот на чем основана наша связь. Вот кто мы.
– Нет, – хрипло ответил он. – Она основана не на этом. В том, как я взял тебя у стены в гостиничном номере, не было никакого расчета, как не было у меня никаких скрытых мотивов в кабине лифта.
– Почему я должна тебе верить?
– Потому что это правда. После того как мы переспали во второй раз, я решил, что использую наши отношения для мести. Только потому, что я отчаялся найти какое-либо оправдание тому, что ты со мной делала. Потому что хотел как-то прервать существовавшее между нами притяжение.
– А почему ты вернулся?
– Потому что у меня с тобой не все было кончено!
– Но в том-то и дело, – сказала она. – Я не вещь, которую можно взять или положить на место, когда тебе удобно. Не орудие, которым ты можешь свободно распоряжаться. Я человек. У меня есть чувства. Я люблю тебя и заслуживаю того, чтобы быть любимой в ответ. – Она покачала головой. – Если ты не можешь дать мне того, что мне нужно, я уйду и найду того, кто сможет.
Он больше не злился; его лицо стало точно каменным.
– Ты права. Если ты хочешь именно этого, то ты должна это найти.
Внутри у нее стало пусто. Только сердце глухо билось в пустоте.
– И это все?
– Мы зашли в тупик, Эль. Я не могу любить, а ты требуешь любви. Я не хочу держать тебя, словно в плену. Мне не доставит никакого удовольствия делать тебя несчастной. Возможно, раньше все было бы по-другому, но сейчас все изменилось.
– Может быть, это значит, что у тебя ко мне появились какие-то чувства?
– Нет, – ответил он жестко. – Я не могу этого сказать.
У нее перехватило дыхание, грудь пронзила боль, как будто ей нанесли рану в сердце, и она подумала, что сейчас истечет кровью, а вместе с ней вытекут ее боль, ее любовь. И он все это увидит. Как будто она больше ничего не сможет скрывать, как скрывала долгие годы.
Она ждала, вот сейчас что-нибудь произойдет, или ей в голову придет что-то очень умное и выручит ее, но этого не случилось. Да и не могло случиться. Не было таких слов, за которыми она могла бы спрятаться. Все ее существо слишком сильно страдало от любви и боли, которую она ей принесла.
И ей хотелось, чтобы он все понял. Чтобы узнал. Ей надоело таиться. Она и так причинила им обоим много вреда тем, что отталкивала его, когда не хотела, чтобы он ранил ее.
Она годами скрывала свои чувства. Свою боль, свою страсть и свою любовь. И она устала. Поздно думать о гордости, она больше не будет ничего таить!
– Почему? – спросила она. – Зачем ты так со мной? Сейчас ничто не стоит у нас на пути, ничто не мешает, кроме тебя самого, и я не могу понять почему.
– Эль, все, что я люблю, превращается в пыль. Не хочу, чтобы то же самое случилось с тобой.
– Я уже и так в пыли! – закричала она. – Я всю жизнь валяюсь в пыли, унижаюсь и пресмыкаюсь! Чтобы сохранять мир в семье, чтобы угодить отцу, чтобы избегать… Ну, вот как раз этого, с тобой. – Она с трудом сглотнула, дрожа, словно годами сдерживаемые эмоции сейчас потоками выливались наружу. – Мне надоело. Теперь я выдвигаю требования.
Какое-то время он смотрел на нее в упор; его темные глаза казались черными дырами.
– Я не могу удовлетворить их.
– Не хочешь.
– Это одно и то же.
Он отвернулся, вышел и осторожно закрыл за собой дверь. Эль показалось, что он больше не вернется.
Она не хотела жить наполовину, любить наполовину. Она не хотела будущего с мужчиной, который не хотел дать того, чего, как она только что поняла, ей так не хватало.
Поэтому она отпустила его.
Эль с дрожью подходила к кабинету своего отца. Она собиралась объявить ему, что официально уходит из «Маски». И еще она собиралась рассказать ему о ребенке и о том, что не выйдет замуж за Аполло. Она сделала глубокий вдох, стараясь ослабить узел в груди, потом постучала в дверь.
– Войдите!
Эль повернула ручку, открыла дверь и быстро вошла внутрь.
– Здравствуй, папа, – сказала она.
– Здравствуй, Эль. – Он указал ей на стул по другую сторону его стола, словно у них была деловая встреча. – Садись.
Она села.
– Мне кажется, ты сейчас гадаешь, о чем я хочу поговорить с тобой.
– Не особенно. Предполагаю, это имеет какое-то отношение к Аполло.
– В общем, ты прав, – ответила она.
– Ты решила выйти за него замуж?
– Наоборот, я решила, что не могу продолжать свои отношения с ним.
– Прежде всего, я не могу понять, как вообще между вами могли возникнуть близкие отношения после всего, что он предпринял против меня.
– Да, – кивнула Эль.
– Он тебя уволил, но потом, кажется, вернул обратно?
Она почувствовала, что краснеет.
– Я знаю, о чем ты думаешь, но все было не так. В общем, я ухожу из «Маски». Я хочу снова пойти учиться. Мне нужно понять, чем мне самой хочется заниматься. Абсолютно независимо от твоих или его ожиданий. Слишком долго я находилась под перекрестным огнем. Я просто больше не могу. Мне нужно выяснить, кто я такая, кроме того, что я была человеком, отчаянно пытавшимся всем угодить. Мне нужно привыкнуть к тому, что я больше не твой щит от гнева Аполло.
– Так вот что ты думаешь!
– А что мне еще оставалось думать? – спросила она.
– Почему же ты молчала до сих пор?
– Потому что хотела сохранить мир. Я стремилась все делать правильно, быть такой дочерью, которой ты был бы доволен. Но сейчас тот этап для меня пройден. Я хочу нравиться прежде всего себе самой, а уже потом всем остальным, в том числе тебе.
– Разве я заставлял тебя становиться исполнительным директором «Маски»? – мрачно спросил он.
– Ты не можешь отрицать, что использовал меня для того, чтобы я помешала Аполло разваливать твою компанию. Ко мне твое назначение не имело никакого отношения. Ты никогда не собирался передавать мне свое дело. Ты всегда хотел иметь сына, и до тех пор, пока Аполло не оказался предателем, он был для тебя сыном. Я не должна была занимать руководящую должность. Ты меня использовал.
Отец пожал плечами; у него на лице резче проступили морщины.
