Я попытался объяснить, что хотел защитить ее, что ей лучше было ничего не знать, что в любом случае я слишком мало мог ей рассказать.
— Но я твоя жена, — сказала она, глядя на меня полными слез глазами.
Осенью 2012 года давление на нас обоих, вызванное тем, что я «стал известен публике», было настолько сильным, что мы решили расстаться — как минимум на время. У меня диагностировали синдром посттравматического стресса: я не мог работать, не мог получить новый номер социального страхования в Британии, где я продолжал жить, из страха, что сочувствующий боевикам служащий в правительственном учреждении меня раскроет.
С 7 октября, когда в продажу поступил номер «Юлландс-Постен», я стал потенциальной мишенью. Угрозы и злоба на меня и мою семью полились на джихадистских форумах и страницах Facebook. Боевики обожали Анвара аль-Авлаки. Отомстить за его убийство было честью, поступком, который Аллах приветствовал. Жесткий конфликт с датской разведкой, как и предупреждал Йеспер, оставлял меня без надежды на помощь моего правительства.
Один из знакомых по Даммаджу американцев, Халид Грин, осудил меня на YouTube за то, что я притворялся, что люблю Аллаха, но предал ислам
[266].
«Тот, кого мы считали товарищем и другом, — сказал он, сидя на фоне полок с исламскими книгами, — учившийся с нами в Даммадже в одном из самых уважаемых учебных заведений, у шейха Мукбиля… как выяснилось, работал на ЦРУ».
Другие мои товарищи были шокированы и даже невольно впечатлены. Рашид Ласкар, молодой человек из Британии, которого я знал в Сане, написал в блоге исламистов
[267] под псевдонимом Абу Муадх:
«Я лично знал Мурада с 2005/6 года, и мы жили вместе в Йемене… Когда датские друзья впервые рассказали мне новость, я был в шоке… его связи с шейхом Анваром, рахимахулла, — правда».
«Поверьте мне, если вся его история бывшего агента ЦРУ — ПET — правда и она действительно восходит к 2006 году, тогда в те дни он, честно говоря, делал свою работу блестяще».
«С 2005/6 годов у меня было много контактов с Мурадом… и я ни разу не заподозрил, что он агент. Я знаю много братьев, посаженных и освобожденных из арабских тюрем, которых в разных странах пытали, депортировали и избивали (и даже убивали), и единственное, что их объединяло, — это знакомство с Мурадом Стормом».
«От всего сердца я прошу Аллаха воздать ему по заслугам и в этой, и в будущей жизни».
Его тон подсказывал, что он явно не о семидесяти двух девственницах. А если серьезнее, в августе 2013 года группа отправившихся в Сирию и вступивших в филиал «Аль-Каиды» датчан выпустила видеоролик с призывом убить меня и еще нескольких других заметных датчан, которых они считали врагами ислама.
«Нам необходимо расстрелять из наших АК-47 это осиное гнездо и тех, кто нападал на ислам», — говорил в камеру на фоне сирийского города на холмах датский джихадист, назвавшийся Абу Хаттабом. Его лицо было мне знакомо. Я видел его в Копенгагене. Он был одним из приверженцев датского филиала «аль-Мухаджирин».
Затем камера показывает шесть фото на стене. Первой идет моя фотография, потом Насера Хадера, умеренного мусульманского политика в Дании, к убийству которого я тоже когда-то призывал, а также генерального секретаря НАТО датчанина Андерса Фога Расмуссена и карикатуриста Курта Вестергора. По экрану плывет надпись: «Враги ислама».
Боевики приседают, прицеливаются и с криком «Аллах акбар!» расстреливают плакаты.
В последующем видео Абу Хаттаба спрашивают, почему они решили включить меня в список приговоренных.
— Его задачей было убить нашего любимого шейха Анвара аль-Авлаки.
На моей странице в Facebook появилось угрожающее сообщение. Его автором был Абдулла Андерсен, один из датчан, осужденных за участие в террористическом заговоре в Фольсмосе 2006 года. Он вышел из тюрьмы, но его взгляды не смягчились. Теперь в своем профиле Facebook он назвал себя «Абу Талибан».
— Как семья? Тебя все ненавидят. Все хотят, чтобы ты умер, — сказал он.
Я передал комментарий датской полиции. Всем из «списка приговоренных» и еще не находившихся под защитой полиции датская разведка предоставила круглосуточную охрану, кроме меня. В течение нескольких недель ПЕТ не возвращала мои письма, даже когда моя история уже была во всех датских СМИ, и они никогда не предлагали защиту.
Однако публикация повлекла и награды, главной из них стало восстановление моей репутации среди тех, кто был моими друзьями, прежде чем я исчез в мире радикального ислама. Многие со мной порвали, некоторые просто подумали, что я сошел с ума. Кроме матери, я никому не сказал, что стал агентом.
Некоторые друзья и члены семьи не поверили мне, когда за несколько недель до того, как открыться общественности, я рассказал им правду. Должно быть, моя история показалась им слишком сложной и невероятной.
Серия статей «Юлландс-Постен» придала моим словам достоверности. Постепенно я смог возобновить некоторые давние дружеские связи. Я получил возможность извиниться перед многими людьми. Извиниться за свое поведение. Извиниться за исчезновения. Извиниться за ложь. Но прежде всего за ненависть, потому что они не разделяли мои убеждения.
Многих моих бывших друзей и подруг, включая Вибеке, мою первую любовь, моя история поразила.
— Я просто никогда не догадывалась, — сказала она. — Я думала, что ты стал этим сумасшедшим парнем, вечно пропадающим за границей и проводящим свою жизнь в молитвах. Я чувствовала, что больше тебя не знаю.
Также облегчением было перестать прикидываться непоколебимым салафитом. Мурад Сторм, наконец, стал историей, и с ним ушли в прошлое исламские одеяния, длинная борода и лицемерные молитвы. Приятно было снова носить джинсы и футболку, пить пиво, не боясь скомпрометировать прикрытие.
В начале 2014 года я пошел на датское телевидение извиниться перед Насером Хадером
[268] — умеренным мусульманским политиком, к убийству которого я когда-то призывал. Теперь, как явствовало из сирийского видео, мы оба были буквально на прицеле «Аль-Каиды». В разгоревшейся острой дискуссии Хадер, отважно защищая права карикатуриста на свободу слова, навлек на себя еще больший гнев джихадистов.
Я протянул ему рисунок, нарисованный Сарой по моей просьбе. Как свое наглядное перед ним извинение. «Чувак Насер. Я был не прав. Извини!!! Прости меня», — стояло в диалоговом пузыре. А внизу подпись: «Свобода слова не обсуждается. Да здравствует демократия!»
