Он явно не привык выслушивать дерзости от новичков, но сдержался.
— Если вы поступите в Иман, у нас, похоже, будет много интересных дискуссий. Но вам не следует верить всему, что вам говорят. Даже хорошие мусульмане порой заблуждаются или их сбивают с пути, — улыбаясь, произнес он.
В знак того, что его не задела моя наглость, Зиндани показал мне некоторые ценнейшие тома своей библиотеки, и мы еще поговорили о первых днях ислама. Учился я быстро.
Друг из Даммаджа познакомил меня с сетью молодых салафитов в городе. Некоторые из них были ветеранами джихада, в 1980-е годы воевавшими с Советами в Афганистане или совсем недавно на Балканах. Все больше моджахедов в Йемене считали Запад, в особенности Америку, врагами ислама. Уже прошли террористические атаки на американские объекты в Саудовской Аравии, еще больше взрывов планировали. Одним из таких людей был египтянин Хусейн Аль-Масри. Хотя он и не признавал этого напрямую, но, скорее всего, состоял в египетской группировке «Исламский джихад». На родине Аль-Масри был объявлен в розыск. Лет тридцати пяти, с изысканными манерами и мягким голосом, он мало походил на боевика с обширными связями. И он первым упомянул при мне имя Усамы бен Ладена.
В то время — в начале 1998 года — бен Ладен организовывал присутствие «Аль-Каиды» в южном и восточном Афганистане, в Кандагаре и вокруг Джелалабада. Встречаемая талибами с распростертыми объятиями, его организация уже планировала атаки на западные цели, включая смертоносные теракты в посольствах США в Найроби и Дар-эс-Саламе несколько месяцев спустя
[19]. Аль-Масри рассказывал мне об учебных лагерях, организованных «Аль-Каидой» в Афганистане, и о том, как туда добраться через Пакистан. Он сказал, что, если я захочу, проезд он организует.
Я пребывал в нерешительности: авантюрист во мне чувствовал сильное искушение, но как салафит я считал джихад незаконным. Кроме того, группировки наподобие «Талибана» истинные салафиты презирали, считая их неправоверными.
С западной точки зрения эти различия кажутся ничтожными, однако для учителей в Даммадже или Эр-Рияде взгляды талибов граничили с ересью. Они призывали к «неумеренной» молитве сверх установленных Пророком пяти раз в день. Шейх Мукбиль учил, что с такими людьми даже за одним столом нельзя сидеть. Хотя они мусульмане, но одно пребывание в их обществе может навлечь на тебя адские муки.
В подтверждение он приводил известный хадис Пророка: «Моя умма [народ] разделится на 73 течения, из них одно попадет в рай, а остальные — в ад».
Пока что во мне победило чувство идеологической чистоты.
В Сане я познакомился с 17-летним Абдулом, темнокожим, улыбчивым, скромным и учтивым. У него были кудрявые, коротко стриженные волосы и зачаточная бородка. Весил он килограмм 45, а ноги напоминали тростинки. Но даже в столь нежном возрасте он хорошо знал местных моджахедов — людей, сражавшихся с коммунистами в Афганистане, с сербами в Боснии. Часто мы с Абдулом допоздна сидели у него дома, беседуя за бесконечными стаканами сладкого мятного чая. Мне импонировали его энтузиазм и любознательность. Он задавал много вопросов о Европе, пораженный и восхищенный тем, что ислам закрепился в этих северных языческих землях. Он жаждал путешествовать и использовал беседы со мной для совершенствования своего примитивного английского. Меня удивила его глубокая религиозность. Он не поражал знанием Корана наизусть, но голос у него был настолько мелодичен, что его часто просили прочесть молитвы в мечети.
Пребывание в Йемене углубило мою веру. Прошло чуть больше года с тех пор, как я впервые вошел в мечеть и произнес шахаду. Теперь я знал Коран, мог читать хадисы и обсуждать исламские законы. Направлявший меня Махмуд аль-Тайиб наверняка думал, что я, не выдержав трудностей жизни в беднейшей стране арабского мира, вернусь через пару месяцев.
Но прожив в Йемене большую часть года, я созрел для возвращения. Я дважды переболел дизентерией, у меня кончились деньги, и я начинал уставать от того, что видел на улицах Саны. И откопал свой билет в Лондон.
Глава пятая
Лондонистан
Лето 1998 года — зима 2000 года
Туманным днем конца лета 1998 года я прилетел в Хитроу, чувствуя избавление от пыли и зноя Саны и слегка удивляясь благообразию лондонских пригородов. В мечети в Риджентс-парке я вновь встретился с Махмудом аль-Тайибом и порадовал его историями из Даммаджа и Саны.
Я помогал учить приходивших в мечеть мусульман и начал ходить с пожилым иракским муллой и несколькими обращенными в Уголок ораторов в Гайд-парке, где мы пытались проповедовать ислам. В длинных, по щиколотку, исламских таубах мы, должно быть, выглядели странно. Порой жарко спорили с евангельскими христианами.
— Коран — это чистое слово Бога, — кричал, бывало, я и приводил на память стих из Корана. — Ведь если бы он был не от Аллаха, то они нашли бы в нем много противоречий.
Встречали нас обычно со смешанным чувством подозрительности и презрения, что только укрепляло нашу решимость обращать в свою веру.
Для радикальных мусульман Лондон был варочным котлом, где кипели споры и вражда. Здесь звучали отголоски многих споров, которые мы вели под финиковыми пальмами Даммаджа. И средоточием этих схваток за душу ислама стал суровый район Брикстон на южном берегу Темзы.
В начале 1980-х годов Брикстон был очагом массовых столкновений молодежи африканско-карибского происхождения со столичной полицией. Волнения тогда распространились на десяток городов. С тех пор район немного привели в порядок, но жилой фонд все еще пребывал в запустении, а бедности было хоть отбавляй. Даже в яркий солнечный день 1998 года вид главной улицы был мрачен — ряды убогих лавчонок и тротуары, по которым ветер гонял полиэтиленовые пакеты. Но мечеть Брикстона процветала, и ее репутация салафитской манила верующих со всей Европы. Впервые я услышал о ней от приехавших в Йемен британских мусульман.
Большинство моих друзей и соседей были единомышленниками. Их привлекал мой йеменский опыт, и в особенности пребывание в Даммадже. Я даже несколько раз встречался с певцом Кэтом Стивенсом. Он изменил имя с Юсифа Ислама на Суфи Муслима, и у меня с ним были оживленные беседы об истинном пути ислама. Салафитов Суфи Муслим презирал за почитание святых и якобы искажения веры.
Я брался за временные работы, преимущественно водителем, что помогло мне отыскать радикальные мечети по всему Лондону: в Хаунслоу, Шепердс Буш и Финчли. Все они были меньше, чем в Риджентс-парке, некоторые представляли собой всего-навсего затрапезные подвалы. Но их одушевлял пыл, уже отринувший — и беспокоивший — более умеренных проповедников, и британские службы безопасности.
Новый круг моих знакомых состоял из массы разозленных молодых людей, жаждущих отмстить Западу, якобы преследующему мусульман. Некоторые явно страдали эмоциональными или психическими расстройствами, проявляющимися в диких перепадах настроения или начинающейся паранойе, но большинством двигала нерушимая убежденность, что они обрели истинный путь служения Аллаху и он состоял в джихаде. В Брикстон приехало на удивление много французских обращенных, среди которых был Мухтар. С ним мы говорили обо всем на свете, разделяли увлечение боевыми искусствами и вместе ходили в мечеть.
