Моя работа на датчан и британцев становилась все труднее и опаснее. Мне требовалась история для прикрытия. В Дании прикрытие, или «легенду», мне обеспечил болтливый и недалекий босниец Аднан Авдич, знакомый мне со времен радикального подполья. Он сидел за решеткой, прежде чем ему вынесли оправдательный приговор по делу о терроризме
[114]
[115].
В один прекрасный день я подобрал его на окраине Копенгагена в новехонькой «Тойоте». Ее арендовала датская разведка, что было частью легенды, но Аднан думал, что машина моя.
— Отличная тачка, Мурад! Наверняка обошлась тебе в кругленькую сумму, — сказал он. Мы поехали и заговорили о джихаде.
— Мне нужно сделать небольшой крюк, кое-что сбросить.
Как я и рассчитывал, он не смог сдержать любопытства.
— Что?
— Это ради джихада. Никому ни слова.
Я помолчал и украдкой огляделся.
— Открой бардачок, посмотри, но только руками не трогай, чтобы не оставить отпечатки пальцев.
Он в изумлении уставился на маленький пакетик с белым порошком.
— Ух ты, Мурад, ты уверен, что это можно?
— У меня есть фетва, — ответил я.
Ему не следовало знать, что в пакетике смесь муки и крошеного свечного воска.
Я остановился перед местом встречи.
— А теперь выходи и подожди меня, — приказал я ему.
На углу улицы стоял мужчина в коричневой косухе. Я передал ему пакет, зная, что Адиан увидит, как совершилась сделка.
Уходя с пакетиком, мой старший куратор Сёрена улыбался. Он явно наслаждался яркой эпизодической ролью уличного дилера. В Англии МИ5 также организовала мне прикрытие для отвода любых подозрений относительно получаемых мною наличных денег: лицензированный водитель такси в Бирмингеме. Правительство Ее Величества даже купило мне микроавтобус «Мерседес» с кожаными сиденьями.
Я начал работать в таксомоторной компании Алум Рока, принадлежащей одному пакистанскому бизнесмену. Его сын, Салим, которого я впервые встретил на собрании «Аль-Мухаджирин» в Лутоне, был на заметке в МИ5. Там надеялись, что, если мы будем работать вместе, мне удастся войти в круг местных пакистанских экстремистов. Службу безопасности особенно тревожила эта категория подозреваемых, поскольку в нескольких заговорах в Великобритании участвовали молодые люди пакистанского происхождения, некоторые из них обучались делать бомбы в лагерях «Аль-Каиды» на своей исторической родине.
Но проникнуть в круг пакистанских радикалов было трудно. К мусульманам других этнических и национальных групп, а в особенности к обращенным, они относились с подозрением. После преодоления КПП в подконтрольных племенам районах колесить в такси по Бирмингему было чудовищно скучно. В конце концов, я заявил МИ5, что работа в такси не для меня.
Я не мог привыкнуть к семейной жизни в Бирмингеме. Фадия вернулась со мной, и мы переехали в муниципальный жилой дом на Уотсон-роуд, невзрачной улице в Алум Роке. Трудно вообразить обиталище ужаснее, но такова была цена за мое прикрытие. Повсюду валялся мусор. Банды молодых пакистанцев устраивали разборки с поножовщиной. Фадия жаловалась, что крысы были больше кошек. Я отчаянно хотел сказать ей, что она заслуживает большего и я могу ей это предоставить, убожество нашей жизни возвело между нами стену. Но ради ее и своей безопасности я не мог рассказать ей, зачем мы на самом деле живем в таком районе.
Фадия не подозревала, что за ее возвращением в Европу стояли спецслужбы. Датская разведка сдержала обещание организовать ей предоставление студенческой визы для возвращения в Данию, а видом на жительство в Европе сроком на пять лет, выданным британским посольством в Копенгагене, она была обязана секретной службе Ее Величества.
Мобильный телефон был важнейшим средством связи с кураторами. Только они знали мою тайную миссию. С Клангом я разговаривал по нескольку раз в день, мы передавали друг другу информацию и обменивались идеями. Мои кураторы из MИ5 звонили пару раз в неделю, обычно для того, чтобы договориться о встрече.
Даже когда события развивались медленно, мне было трудно отключиться. Часто Фадие приходилось задавать мне один и тот же вопрос по нескольку раз, прежде чем я отвечал. Мой разум был далеко, я думал о следующем электронном письме, которое мне нужно написать, или о том, как мне расширить свою сеть джихадистов. Даже по выходным мне было трудно сосредоточиться на детях, оставляемых на мое попечение. Шпионаж поглощал все силы.
Однажды вечером мы с Фадией уселись посмотреть фильм Джорджа Клуни «Сириана», триллер, действие которого происходит на Ближнем Востоке. Вскоре действие меня захватило, я видел как неправдоподобные моменты, так и попытки воссоздать все тонкости ремесла шпионажа. Но во мне преобладало недоверие к отдельным персонажам. И еще мне отчаянно захотелось исповедаться Фадии, указать на экран и признаться: «Именно так я себя чувствую». Но я знал, что это невозможно.
Иногда я долго колесил по сельской местности. Ставил CD-диск группы «Металлика», врубал полную громкость и расслаблялся. Иногда после прогулки я отправлялся в деревенский паб выпить пинту пива и поболтать с завсегдатаями. Маловероятно, чтобы мусульмане болтались в таких местах. На пару драгоценных минут мне просто требовалось сбросить маску.
Не все экстремисты в Бирмингеме были трепачами. Вскоре я познакомился с одной из самых скользких фигур в городе, пакистанцем, которого я знал только по имени Шахиир. Около тридцати, плотного телосложения и вечно в спортивном костюме. Чисто выбритый и красивый, он, казалось, искал неприятностей. У него уже была судимость: еще подростком он совершил вооруженный разбой и недавно освободился.
С Шахииром меня познакомил один из самых активных городских экстремистов в марокканской кондитерской в Алом Рок. Как большинство молодых мусульман, радикальных идей Шахиир нахватался в тюрьме. Возможно, он, подобно другим, искал искупления. Немногословный Шахиир был человеком действия. Когда я сказал, что знаком с Авлаки, и рассказал ему о нашей недавней встрече в Йемене, он начал открываться.
— Брат, мы должны сражаться с кафирами, — сказал он, когда мы взяли по куску марокканского торта мескуты.
Вечером, когда вышли из кондитерской под дождь, Шахиир пристально на меня посмотрел.
— Мурад, я хочу стать шахидом, Иншааллах.
Его слова повисли в воздухе. Он серьезно? Или проверяет меня? Я велел себе не торопиться, пусть продолжает. Я не выказал ни пренебрежения, ни чрезмерного интереса. Я вспомнил совет Люка, психолога MИ5.
